Дон Делилло - Ноль К

– Улаживаю свои дела.

– Ты уже сказал. Задница цивилизации. Поехали, почему нет. Ты и я. Улаживай свои дела.

Я ждал продолжения.

– Ты тоже обдумай кой-какие вопросы.

– Я не хочу картину. Не хочу того, что полагается хотеть. Я не то чтобы не признаю материальное. Я не аскет. Живу вполне комфортно. Но хочу по-прежнему жить незаметно.

– Мне нужно оставить четкие инструкции, – сказал он.

– Я не гонюсь за деньгами. Просто, полагаю, их нужно учитывать. Деньги – это то, что я кладу в кошелек и достаю из кошелька. Это суммы. Нужно оставить четкие инструкции, ты говоришь. Четкие инструкции – звучит устрашающе. А я предпочитаю, чтоб меня просто несло по жизни.

Тарелки и столовые приборы исчезли, теперь мы просто пили выдержанную мадеру. Наверное, все мадеры выдержанные. Ресторан пустел, я с удовольствием наблюдал за ними, всеми этими людьми, решительно шагавшими обратно – к своим местам, своим предприятиям. Они должны вернуться к служебным постам и конференц-залам, а я нет. И поэтому чувствую себя свободно: я не имею нужды соблюдать порядок, заданный директивным графиком, я вне – хотя на самом деле чего я не имел, так это работы.

Мы с Россом не разговаривали. Официант стоял в другом конце зала – неподвижная фигура в обрамлении цветов, гроздьями свисавших из корзин на стене, – и ждал, когда его призовут для расплаты. Хотелось верить, что на улице ненастье и можно выйти в дождь. А пока, обдумывая предстоящее путешествие, мы пили крепленое вино.

Я гляжу на Эмму, она стоит перед зеркалом в человеческий рост. Проверяет, все ли на своих местах, прежде чем отправиться в школу, к детям – беспокойным, угрюмым, неуправляемым. Блузка и жилет, строгие брюки, простые туфли. Повинуясь импульсу, я тоже вхожу в отражение, становлюсь рядом с ней. И мы просто смотрим, секунду, другую, мы вдвоем, без комментариев, самооценок, вовсе не забавляясь, и я понимаю, что это мгновение говорит о многом.

Вот они мы: женщина, аккуратная, твердая, она не сказать чтоб бесстрастна, но взвешивает все обстоятельства, данные в том числе, каштановые волосы зачесаны назад, судя по лицу, привлекательность ее не интересует, и поэтому женщина приобретает некоторое качество – точно не могу сформулировать – в своем роде цельность. Мы, кажется, впервые друг друга разглядываем двумя парами глаз: мужчина без цели, по сравнению с ней его многовато, узколобый, густая шевелюра, чуть вдавленный подбородок, выцветшие джинсы и так далее.

Он, мужчина, займет интерактивную очередь, достанет билеты на балет, который женщина хочет посмотреть, и готов часами ждать, пока она занимается своими учениками. Она, женщина, будет сидеть, несгибаемая, на своем месте и наблюдать, как танцор смыкает атмосферу пальцами рук и ног.

Вот они мы – и это, и еще больше, вещи, обычно ускользающие от любопытного глаза; всего один проницательный взгляд, и так много можно увидеть, каждый из нас смотрит на нас обоих, а потом, стряхнув все, мы спускаемся на четыре лестничных пролета прямо в уличный шум и понимаем, что снова оказались среди других, в нещадном пространстве.

В следующий раз мы разговаривали спустя неделю, по телефону.

– Послезавтра.

– Загляну, если хочешь.

– Я скажу ему. Посмотрим. Дело совсем туго, – ответила она.

– Что случилось?

– Не хочет возвращаться в школу. Занятия начинаются в августе. Говорит, теряю там время. Простаиваю. Все, что они там говорят, ничего для меня не значит.

Я стоял у окна с телефоном и смотрел вниз, на свои ботинки, только что начищенные.

– Варианты у него есть?

– Постоянно его об этом спрашиваю. Мальчишка не хочет брать на себя обязательств. А отец его, похоже, бессилен.

Услышав, что его отец бессилен, я не расстроился. Только Эмма-то, видимо, недалеко от него ушла, и вот это было страшновато.

– Сходу не знаю, чем помочь. Но подумаю. Вспомню себя в его возрасте. И если он не будет возражать, можем снова отправиться на такси в додзе.

– Он не хочет в додзе. С джиу-джитсу покончено. Согласился приехать, только когда я настойчиво попросила.

Я представил, как она, суровая и настойчивая, стоит, выпрямив спину, говорит быстро, крепко сжимает в руке телефон. Она сказала, что поговорит с ним и перезвонит.

Она перезвонит – эти слова меня расстроили. Так обычно говорят после собеседования. Надвигалась очередная встреча – осталось меньше часа, и я традиционно намазал ботинки кремом, отполировал щеткой из конского волоса и фланелевой тряпочкой, отвергнув губку для обуви всех цветов, мгновенно придающую блеск. Потом пошел в ванную, рассмотрел свое лицо в зеркале – еще раз проверил, достаточно ли острой была бритва, использованная двадцать минут назад. Припомнил, как Росс говорил о правом ухе в зеркале, которое в действительности оказалось правым ухом, а не отражением левого, как полагается. Пришлось сильно напрячься, убеждая себя, что в данном случае об этом речи не идет.