Дон Делилло - Ноль К

Потом – снимок со спутника: по серому полю ползет раздвоенная полоса дыма.

Вот, в каком-то еще месте – люди в респираторах, сотни людей, они идут или их несут мимо камеры, и что же это – эпидемия, вирус? – мужчины и женщины бредут длинной колонной – а может, зараза, которую разнесли грызуны, насекомые или ветер рассеял с пылью? – сломленные люди с мертвыми лицами идут и идут – кажется, уже целую вечность.

Потом – женщина, сидящая на крыше автомобиля, схватившись руками за голову, неподалеку – опять же объятые пожаром холмы, пламя спускается к равнине.

Потом – горит трава, в степи бушует пожар, на фоне яркого пламени стадо бизонов, они пробегают галопом вдоль забора из колючей проволоки и исчезают из кадра.

Дальше следует перебивка: на экране вдруг возникают гигантские океанические волны, они подкатывают к берегу, обрушиваются на волноломы; затем – склейка кадров (смонтировано умело, но не успеваешь толком разобрать) – качаются вышки, рушится мост; грандиозный крупный план – из разлома в земной коре вырывается пепел и лава, – хочу посмотреть подольше, все это прямо над моей головой – лава, магма, расплавленная порода, но уже через несколько секунд в кадре появляется ложе высохшего озера, на краю стоит изогнутый ствол дерева, а потом опять пожары – полыхают в лесах и на равнинах, устремляются к городам и автомагистралям.

Затем долго показывали лесистые холмы, скрывавшиеся в клубах дыма; отряд пожарных в шлемах, с ранцами скрылся из виду, поднявшись по горной тропе, и вновь появился в лесу, среди расщепленных сосновых стволов на оголившейся красной земле. А дальше мне почудилось, что экран сейчас разорвет у меня перед носом: пламя перекинулось через ручей и будто бы ворвалось прямо в камеру, а оттуда – в коридор, где я стоял и смотрел.

Я еще побродил без всякой цели, видел, как женщина открыла дверь и вошла в располагавшееся за ней пространство, каким бы оно ни было. Потом преследовал бригаду рабочих – метров пятьдесят, но решил свернуть в другой коридор, и длинный пандус привел меня к двери с ручкой. Я постоял в нерешительности без единой мысли, а потом повернул ручку, толкнул дверь и вышел на воздух, к земле и небу.

Я оказался в обнесенном стеной саду, среди цветов, кустов, деревьев. Стоял, осматривался. Пекло уже не так люто, как в день моего приезда. Это-то мне и нужно было – выйти из комнат, коридоров, отсеков, найти место вовне, чтобы спокойно подумать о предстоящем – что я увижу, услышу, почувствую, когда завтра с первым светом Артис и Росс отправятся в хранилище. Я пошел вниз по извилистой тропинке, и тут только меня озадачило одно обстоятельство: вокруг-то не пустынный оазис, а самый настоящий английский парк с подстриженной живой изгородью, тенистыми деревьями, шпалерами, увитыми плетистой розой. А еще больше озадачило другое: кора деревьев, стебли травы и каждый цветок – все было глянцевое, словно покрытое лаком или тонким слоем глазури. То есть ненастоящее – от ветерка, гулявшего по саду, не шевелился ни один листок.

Деревья и прочие растения сопровождались табличками (я прочел несколько латинских названий), что только усиливало таинственность, парадоксальность, обманчивость – или что там еще – этого места. Опять Стенмарки, ясное дело. Carpinus betulus fastigiata , дерево с пирамидальной кроной, зеленая листва, тонкий ствол, чистый и гладкий на ощупь – пластмасса какая-то или стеклопластик; я будто в музее оказался, стал читать таблички и просто не мог остановиться; обломки латыни сталкивались друг с другом, смешивались; Helianthus decapetalus – остроконечные листья, кольцо ярко-желтых лепестков, а потом я увидел скамью в тени высокого дуба, на ней неподвижно сидел некто, с виду человек, в просторной серой рубахе, серых же брюках и серебристой тюбетейке. Он повернулся ко мне и кивнул – подойди, мол, – я осторожно приблизился. И увидел мужчину уже в летах, худощавого, кожа у него была цвета шоколадного масла, подбородок заострен, руки тонкие, а жилы на шее как стальные канаты.

– Ты и есть сын, – сказал он.

– По всей вероятности.

– И как, интересно, тебе удалось обойти систему защиты и попасть сюда?

– Видимо, мой диск неправильно сработал. Вот это украшение на моем запястье.

– Чудо, – сказал человек. – А еще сегодня вечером ветерок. Тоже чудо.

Он предложил и мне присесть на скамью – вроде церковной, только покороче. Бен-Эзра – так его звали – рассказал, что любит выходить сюда и думать о тех далеких временах, когда он, перерожденный, вернется в этот сад, сядет на эту скамейку и будет думать о тех временах, когда часто здесь сиживал, обычно в одиночестве, и воображал этот самый момент.