— А этот шум, эта суматоха не мешают вам отдыхать?
— Нет, — ответила она. — Мне нравится, когда звучат музыка, пение, смех. От этого я испытываю счастье.
— И вы не скучаете тут в одиночестве, когда весь дом веселится?
— Ничего не поделаешь, сегодня вечером я должна отдыхать. А потом, карнавал только-только начинается. Позже я возьму свое.
— Вы так оберегаете голос, да?
— Значит, отец уже рассказал вам, что я пою?
— Да. И более того, он сообщил мне, что у вас необыкновенный, незабываемый голос. Золотой.
— Он, как всегда, преувеличивает. Да, у меня сопрано, и мне часто случается петь для моих друзей у них в домах либо здесь, во дворце Ференци. Но завтра вечером я по случаю своего дня рождения буду петь в театре «Ла Фениче». Отец снял его для меня. Не соблаговолите ли прийти послушать?
Я довольно долго не отвечал, но только ради удовольствия молчать и любоваться ею.
— Вынужден признаться, синьорина, что я безумно заинтригован и сгораю от нетерпения услышать ваш голос. Можете быть уверены в том, что завтра я непременно буду в театре.
— В таком случае до завтрашнего вечера.
— До свидания.
Я поклонился, вышел, пятясь, из комнаты и, бесконечно взволнованный, сбежал по лестнице.
В залах веселье было в самом разгаре. Но мыслями и сердцем я был не с развлекающимися гостями.
35
Всю ночь я не сомкнул глаз: так много места в моих мыслях занимали воспоминания об этой женщине. Карла стояла перед моим взором настолько живая и реальная, что я просто не мог замкнуть ее в сновидении.
Ранним утром я отправился ко дворцу Ференци. Сидя в покачивающейся на волнах гондоле, я высматривал малейшие признаки жизни в окне на втором этаже, но оно еще было закрыто ставнями.
Над Большим каналом, охваченным утренней дремой, стелилась легкая пелена туманной дымки. Гондольеры, развозившие товары на рынки, в молчании проплывали мимо меня, скользя по воде, как испуганные тени, и исчезали в лабиринте этого необыкновенного города.
Я долго сидел так, не сводя глаз с окна Карлы. Я был влюблен, как влюбляются только в юности, и бег времени для меня ничего не значил.
За всю свою жизнь я ни разу не был так счастлив, как в то утро, во время затаенного ожидания, отрешенный от всего, что не есть любимое существо. Никогда еще не было у меня такого напряженного, наполненного ощущения жизни, как в те минуты. Я больше не был один.
Наконец Карла открыла ставни своей комнаты и заметила меня. Похоже, она удивилась, увидев меня под своими окнами.
— Что вы тут делаете? — крикнула она.
Смущенный, я не нашел ничего лучше, чем соврать:
— Вчера вечером я, кажется, забыл футляр.
Через минуту она спустилась вниз и разговаривала со мной, стоя в дверях:
— Футляр? Какой футляр?
— Той скрипки, что я вам принес.
— А, понятно. Я знаю, где он.
Она собралась подняться наверх за футляром, но я удержал ее за руку.
— Не надо, — сказал я. — Он вам пригодится. А у меня в Кремоне много других футляров.
Она улыбнулась.
— Ну, раз вы так щедры… Подождите меня, я сейчас вернусь.
Она отсутствовала несколько минут и возвратилась с теми самыми шахматами.
— Примите эти шахматы. Мне помнится, вчера вечером вы ими восхищались. А вам еще не поздно научиться в них играть. Ну что ж, мы квиты.
Мне столько хотелось сказать ей. Но я сумел лишь пролепетать:
— Карла… я хотел бы сказать вам… Вы самая…
Она положила палец мне на губы:
— Прошу вас, не надо ничего говорить. Возьмите шахматы и уходите. Мы увидимся сегодня вечером в театре.
Смеясь, она захлопнула дверь. На Венецию и на лагуну лег густой туман.
36
Жизнь — это театр, и дается в нем одно единственное представление.
В тот вечер голос Карлы Ференци был самым чистым и самым божественным из всех людских голосов. Он был в точности подобен голосу, звучавшему в моих сновидениях.
Вся Венеция собралась в «Ла Фениче» ради наслаждения послушать этот голос. Вход был свободный при условии, что вы будете в маске.
Театр был забит — от балкона до оркестровой ямы; все перемешались, все шумели, напевали, разговаривали. Тема разговоров была одна — Карла.
— Говорят, это самый красивый голос на свете!
Вскоре погас свет, и все смолкли. Поднялся занавес. Оркестр заиграл увертюру, и опера началась.
Несколько певцов и певиц сменяли друг друга с переменным успехом. К концу первого акта публика принялась кричать:
— Prima donna! Prima donna!
Все ждали Карлу. Ведь все пришли сюда ради нее.
Читать дальше