Люси Кларк - Навстречу мечте

Снова затянувшись, Жозеф ответил:

– Лучше услышать правду, чем жить мечтами, разве нет?

– А ты бываешь еще тем засранцем. – Генрих пошел вниз следом за Шелл, оставив разобранный серебристый приемник блестеть на солнце.

Лана чувствовала, что за горем Жозефа скрывается злоба и обида. Что же произошло между ним и его родителями?

Жозеф поднес сигарету к губам, но вдруг сказал:

– Я не хочу расстраивать Шелл. Она мне очень нравится. Но я все равно считаю, что, когда родители говорят: «Мы делаем это для тебя, потому что любим», они не всегда правы. Так ведь?

Лана задумалась, вспомнив о своем отце.

– Да, – наконец ответила она. – Они не всегда правы.

Лана вернулась в каюту: Китти лежала, борясь с похмельем. Всю неделю она выбиралась на палубу лишь ближе к полудню.

– Он не хотел расстраивать ее, просто он так выражается. – Лана рассказала Китти про Жозефа. Да, иногда он вел себя странно, однако в нем не было жестокости.

– Генрих всегда спешит на помощь, если дело касается Шелл, – многозначительно приподняла бровь Китти.

– Ты тоже это заметила?

– Как тут не заметить? Бегает за ней с высунутым языком, я чуть не поскользнулась на его слюнях.

– Тише ты! – засмеялась Лана.

– Кому как не Генриху запасть на лесбиянку. Принимаю вызов ! – в точности изобразила его акцент Китти. Лана снова засмеялась. – Знаешь, что Генрих рассказал мне вчера? – Китти понизила голос. – Аарон раньше был адвокатом.

– Аарон? Серьезно? А Генрих откуда знает?

– Когда они были в Таиланде, на одной пристани катер, огромный такой, с претензией на роскошь, сдал задним ходом прямо в «Лазурную» и пробил дыру в корпусе. И умчал.

– Аарон, наверное, был в ярости!

– Видимо, нет. Через пару дней он нагнал этот катер. Генрих говорит, Аарон был сама невозмутимость, когда разговаривал с владельцем катера, швейцарцем. Не кричал, не злился. Просто сказал тому парню, что если он не оплатит ремонтные работы, то сообщит в полицию – и как начал сыпать всякими юридическими терминами, что-то про управление судном в состоянии алкогольного опьянения, угрозу человеческой жизни, оставление места преступления… Генрих потом спросил, откуда Аарон все это знает, и тот ответил, что раньше был адвокатом.

Лана с легкостью представила его в зале суда: выпятив грудь, Аарон приводит доводы в защиту подсудимого. Теперь понятно, где он заработал на яхту.

– Интересно, почему он бросил работу.

– Даже не представляю.

Из адвокатов в капитаны – вот уж необычный поворот в карьере. Размышляя об этом, Лана подняла свой альбом и засунула под матрас на койке, чтобы разгладить страницы.

– Что ты там рисовала? – спросила Китти.

– Да так, свернутый трос на палубе.

– Дай-ка посмотреть.

Китти была одной из немногих людей, кому Лана с удовольствием показывала свои наброски. После университета внутри остался какой-то страх: стоя перед однокурсниками и пытаясь объяснить, какой смысл она хотела вложить в рисунок, Лана чувствовала панику. Даже сейчас она начинала волноваться, если предстояло общаться с большим количеством людей.

Лана достала альбом и открыла его на рисунке с веревкой.

– Очень здорово, Лана, – внимательно рассмотрев набросок, сказала Китти.

– Просто веревка.

– Но сколько деталей! Потрясающе. – Китти задумчиво покачала головой. – Когда-нибудь твои работы будут висеть в галерее.

Лана засмеялась.

– Ты очень высокого обо мне мнения.

– Конечно, – серьезным тоном ответила Китти.

Лана вспомнила: даже в подростковом возрасте Китти всегда поощряла увлечение подруги рисованием.

– Помнишь, как летом мы сооружали вигвам у меня в саду и прятались там? – Лана обычно рисовала, сидя в тени, а Китти болтала и красила ногти.

– Да, мы натягивали веревку между сараем и сушилкой, перекидывали через нее простыню и прикрепляли края прищепками. А потом затаскивали внутрь все одеяла и подушки из дома и сидели там часами.

Спрятавшись в складках простыни, подруги считали себя невидимыми для всех остальных.

– Все представляли, какими были бы наши мамы, будь они живы, и что бы мы делали вчетвером.

– Кажется, мы решили, что они стали бы лучшими подругами и мы бы ездили отдыхать все вместе, – с улыбкой добавила Китти.

Лана кивнула, но не улыбнулась.

– Все то время, что я воображала, какой идеальной мамой она была бы, как сильно любила бы меня, она жила в другой стране. И жила другой жизнью.

– Ох, Лана, – нежно сказала Китти.