Лорен Грофф - Судьбы и фурии

– А вода в бутылках очень вредит окружающей среде, – пробормотала она, но ее никто уже не слушал – все утешали рыдающую в углу девчонку по имени Бриджит, которая просто не могла смотреть на стоящего рядом с Матильдой высокого костлявого блондина, потому что все еще была в него влюблена.

Натали хмуро взглянула на себя в разбитое зеркало, но увидела только преломленную, разрезанную на несколько частей девушку с горькой линией рта.

Лотто был на седьмом небе. Кто-то поставил диск «Эн Воуг» [8]. Даже забавно, до чего ему нравились голоса этих девчонок. В квартире было жарко, как в аду, послеполуденное солнце совало нос во все щели, как чертов вуайерист. Все его университетские друзья снова собрались, а остальное не имело значения. На секунду он замер в дверном проходе с банкой пива и взглянул на них на всех. Натали делала стойку над бочонком, парни из кофейни держали ее за лодыжки, ее рубашка задралась, оголив рыхлый живот. Сэмюель с огромными кругами под глазами громко рассказывал о том, как на прошлой неделе проработал девятнадцать часов кряду в своем инвестиционном банке. Красавица Сьюзан открыла холодильник, чтобы немного охладиться, и засунула туда голову, сияющую от нового шампуня, на рекламу которого она недавно подписала контракт.

Лотто постарался подавить в себе зависть. Актриса из девчонки была так себе, но она была тонкой и звонкой, с влажными, как у молодой лани, глазами. Они даже перепихнулись как-то раз, еще на первом курсе. Она была на вкус как свежие сливки.

Он прошел дальше.

Второй капитан их команды по гребле, Эрни, которого выгнали из школы барменов, смешивал «Розовых белок». Из-за лосьона для загара его кожа казалась абрикосовой.

Позади какой-то незнакомый голос спросил:

– А какое слово было запрещенным в той головоломке с шахматами?

Повисла пауза, а затем кто-то переспросил:

– Шахматами?

Первый голос ответил:

– Ну, вспомни наш семинар по Борхесу на первом курсе!

Лотто громко рассмеялся, с любовью глядя на этих претенциозных задротов, и решил, что теперь они будут проводить такие вечеринки каждый год. Это будет их собственный июньский фестиваль, они будут собираться снова и снова, приводить всех своих друзей, до тех пор пока не придется снять самолетный ангар, чтобы все туда влезли. Они будут пить, орать и танцевать до ночи. Будут запускать бумажные фонарики, есть креветки в кипящем масле и слушать игру кантри-группы чьего-то ребенка. Когда твоя семья отворачивается от тебя, как это и случилось с Лотто, остается только создать свою собственную. И это потное сборище было, по сути, всем, чего он хотел от жизни. Это был его апогей. Господи, как же он был счастлив.

А это что?

Влажное дуновение ветра ворвалось в распахнутые окна. Какая-то старушенция кричала на них, потрясая скрученным шлангом, но ее голос был едва слышен за музыкой и криками. Девчонки визжали, летние платьица облепляли их прекрасные тела. Нежные. Влажные. Лотто готов был съесть их всех.

Ему чудилось, что он тонет в их руках, ногах и сиськах, в то время как чей-то похотливый влажный рот скользит по его… хотя нет, стоп, нельзя. Он женат. Лотто нашел взглядом жену и улыбнулся, но ей, кажется, было не до смеха. Она спешно пересекала комнату, направляясь к толстухе соседке.

– Дикари! Совсем голову потеряли! Приглушите музыку!

Слова Матильды подействовали, звук приглушили, а окна в сад закрыли. В любом случае окна, выходящие на улицу, давали больше прохлады.

Однако день был в самом разгаре, и очень скоро все снова заговорили, заулыбались, а звук поднялся на одну отметку.

– …уже пахнет революцией. Восточная и Западная Германия воссоединяются, и это просто невероятный шанс для капиталистов…

– Элен Сиксу сексуальна. Симона де Бовуа, Сьюзан Сонтаг.

– Феминистки в принципе не могут быть сексуальными!

– …одиночество лежит в основе человеческого существования.

– Циник! Ты говоришь это, а сам тусуешься в оргиях!

Сердце Лотто прыгало в груди, точно большая лягушка. Мимо него стремительно пролетели складки голубой юбки Матильды. Неистовая лазурная львица. Ее волосы завитком крема спадали на ее левую грудь, в эту минуту она казалась ему воплощением всего самого лучшего на этом свете. Он потянулся к ней, но она вдруг развернула его к входной двери. Та была открыта, и в дверном проеме стоял кто-то очень маленький. Вот это да! Его сестренка Рейчел, в комбинезончике и с хвостиками, тряслась с головы до ног, глядя на алкогольно-хохочущую сигаретную вакханалию с ужасом крошечного баптиста. Ей же всего восемь лет! На шее у нее висела крошечная бирка, а за спиной у девочки стояла супружеская пара средних лет в одинаковых лыжных ботинках и мрачно оглядывала происходящее.