Мэри Монро: Тысячи ночей у открытого окна

Фэй глубоко вздохнула, затем закрыла окно и заперла его на щеколду.

– Нет, мам, не закрывай, – протянула недовольно Мэдди. – Ты всегда закрываешь окна. А мы любим, когда они открыты.

Фэй оглянулась на дочь, лежащую на краю односпальной металлической кровати. Дочь подпирала подбородок ладонью и смотрела на мать осуждающе, что более подходило сорокалетней женщине, чем восьмилетней девочке.

– Дождь собирается, – поспешно сказала Фэй.

– Ну и что. Все равно, пусть будет открыто.

– Давай не будем рисковать, – откликнулась Фэй.

– Это все из-за папы, да? – Ее бледная кожа и запавшие глаза яснее слов говорили о том, что больше ее дурачить не получится.

Фэй с шумом задвинула шторы. Временами проницательность ее ребенка ей сильно досаждала.

– Разумеется, нет, – солгала она. – Я просто не люблю, когда окна ночью открыты. И вообще, мы на самом деле не знаем, кто такие наши соседи. Бог знает, что творится на улице сейчас.

– Ты имеешь в виду, что там может быть папа? – надула губки Мэдди.

Фэй глубоко вздохнула. Да, подумала она. Папа сейчас где-то там. Далеко. Но она не знала, как долго океан будет служить для него преградой.

Фэй увидела, как ее страх тут же отразился в глазах дочери. Она слишком часто замечала этот страх в последние годы. Фэй подошла к кровати Мэдди, села рядом и, протянув руку, откинула несколько золотистых прядей со лба дочери. Какие у нее пушистые волосы, подумала она, стараясь стереть легкими движениями беспокойную складочку между бровей, прорезавшую лоб ее маленькой девочки.

– Да, папа где-то там, но он сейчас очень далеко и не сможет снова забрать тебя у меня. И никто никогда не сможет. – Фэй наклонилась к ней и тихо прошептала на ухо: – Твоя мама всегда будет о тебе заботиться.

В глазах Мэдди мелькнуло сомнение, потом она нахмурилась и, оттолкнув руку матери, отвернулась от нее и перевернулась на другой бок. У Фэй сжалось сердце, но неимоверным усилием воли она сдержала слезы. И все же почувствовала, как в ее доспехах образовалась брешь.

– Том ненавидит его, – тихо, словно с трудом, произнесла Мэдди.

Фэй обернулась и посмотрела на сына. Малыш лежал, закинув руки за голову и уставившись на светящиеся искусственные звезды на потолке. Том был чересчур мал и хрупок для своих лет, словно тень ребенка – бледная и молчаливая. Мать прекрасно понимала, что, несмотря на свое молчание, Том не пропустил ни одного слова из их разговора, уловил все его оттенки и понял все, что было недосказано. Маленький острый подбородок был сердито выдвинут, выражая слишком тяжелое, возможно, даже непереносимое для такого малыша чувство гнева и неприятие всего происходящего. Фэй снова, уже в который раз, ощутила свою беспомощность.

– Том, милый, ненависть – это очень плохое чувство, – сказала она. – Особенно если это касается твоего отца.

Мэдди выразительно фыркнула, а Том еще больше нахмурился.

Она не могла винить их. Роб был отвратительным отцом, самовлюбленным, мнительным и подлым человеком. И очень жестоким. Как она могла убедить своего сына хорошо относиться к отцу, когда сама ненавидела Роба О’Нила всей своей душой. Сейчас, в свои тридцать пять, она в этом уже нисколько не сомневалась. И все же, раз психотерапевт ее детей сказал, что ненавидеть своего отца очень вредно для их психического здоровья, она должна прикусить язык и загнать свои чувства как можно глубже, чтобы ненароком не проговориться при них.

– Если он попытается снова забрать нас, я сбегу, – заявила Мэдди, снова поворачиваясь лицом к матери. Тени под ее глазами, казалось, стали еще больше на фоне бледной кожи. – И я знаю, как это сделать, не сомневайся.

– Он больше вас не заберет.

– А вдруг попытается? Тогда я возьму такси до полицейского участка и оттуда позвоню тебе, хорошо?

– Тебе не придется этого делать.

– Я позвоню тебе, – упрямо повторила дочка, ее пальцы нервно смяли край розового одеяла. – Полиции ведь платят за это, правда? Они ведь получают за это деньги? Ну конечно же, – она сама важным тоном ответила на свой вопрос. – Я все хорошо продумала. И я позабочусь о Томе, не беспокойся! – Ее голос сорвался на высокой ноте, и Фэй испытала невыносимую боль, слушая, как ее маленькая дочка выстраивает свой собственный план на случай очередной катастрофы в их жизни.

Внезапно Мэдди пришла в голову новая, взбудоражившая ее мысль, она села на кровати и выпрямилась.

– Они ведь здесь называют полицию «полицией», правда? Или здесь есть какое-то другое, специальное слово?