Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

— Всегда поражался логике продолжения династий. Ну ладно сталеваром, если завод один в округе на сотни верст окрест, или актером, бог с ним, вырос в актерской среде, да и работать неохота. Но почему обязательно следователем, если отец погиб? В Москве выбор профессий, голова закружится. Интересно — если папаша, например, замерз по пьянке в сугробе, сыну куда потом путь-дорога: в наркологи или в дворники?

— В Деды Морозы. Говорят, у Бессонова пунктик, он хочет выяснить, кто его отца убил, — Жорж посмотрел на часы. — Что-то Петька задерживается, может в пробку попал? Знаешь что, ты подожди его, а я заскочу к соседке — надо же вас познакомить.

— Не проще ли позвонить?

— Э, нет, брат, Ксюша как из города вырывается, сразу телефон отключает, утверждает — он ей ауру портит. Каждый звонок вторгается в оболочку и истончает эзотерический ореол. Усек?

— Как не понять, — я хмыкнул так убедительно, будто всю жизнь с экстрасенсами якшался, впитал, можно сказать, любовь к эзотерике с молоком матери, а с медиумами голубей гонял, когда школу прогуливал, — Тут и понимать нечего, читал про озоновый слой Земли.

— Точно, — засмеялся Решетов, — ну или типа того, только размером поменьше. Пойду. Если меня долго не будет, не грусти. Петька приедет, накорми его с дорожки, впрочем, он сам найдет что на язык положить.

Решетов встал со стула, торопливо одернул рубаху навыпуск — видно было, что ему не терпится улизнуть к соседке. Мой вопрос нагнал его уже на лестнице.

— А правда, что ты книгу по истории марксизма пишешь?

— Вот еще. Кто сказал, Петька? Ты его слушай больше — он соврет, недорого возьмет.

Я прошел в каминную, прилег на кушетку, закинул руки за голову вместо подушки и стал внимательно изучать качество отделки потолка. Я никогда не чурался женщин, но мысль о предстоящем знакомстве с ворожеей Носковой легла тяжелым бременем на сердце. Вдруг придется с ней беседы беседовать. Может быть, лежа на этой самой кушетке, рассказывать постороннему человеку то, в чем ты сам себе боишься признаться. Да к тому же она еще и баба молодая, ладно, если страшная какая, хотя вряд ли, к уродине Решетов с такой скоростью не помчался бы.

Я тряхнул головой в надежде, что тягостные мысли разбегутся тараканами во все стороны, забьются в ужасе по щелям, исчезнув из поля зрения. Мне почти удался финт ушами, но тут из потаенного уголка опять вылезла медиум Носкова, нарисовалась некстати и застыла черным лебедем перед глазами. Предстоящая встреча с ней волновала меня не на шутку.

В жизни я только раз сталкивался с представителем, эмиссаром магических сил на этой грешной планете. Случилась встреча давным-давно благодаря одному приятелю. Серега Кононов, по прозвищу Серый Конь, живший в нашем дворе, с приходом капитализма в занюханные социалистические края, буквально за полгода, превратился из мелкого фарцовщика в состоятельного бизнесмена, читай — нового русского, как их тогда называли. Мать Сереги при советской власти работала начальником ЖЭКа, в конце перестройки пошла на повышение в район, встретив приход частной собственности в мудреной должности, словами не выговорить, но что-то связанное с нежилыми помещениями. Благодаря стараниям предприимчивой матушки, Серега за три копейки получил в аренду кусок помещения в холле кинотеатра рядом с кассами, где обустроил небольшой комиссионный магазин. Дела его быстро пошли в гору — по просторам Родины пролетел смерч, опустошив запасы в лабазах каменных, заодно разорив заначки рядовых граждан, поэтому все, что приносилось, привозилось, приплывало и прилетало из-за бугра, расходилось на ура, только успевай подтаскивать. Серега специализировался на мелочи — бухло, сигареты, кассеты, прокладки, жратва в пакетиках и коробках.

Возможно Серый Конь так бы и сгинул мелким лавочником в ряду многочисленных собратьев, исчезнувших к приходу двухтысячных, но на его счастье в районе загибалась меховая фабрика средних размеров. Ее благополучно раздербанили втихаря, по-семейному поделив цеха между районным и фабричным начальством. С такой кулуарной дележкой не согласились местные бандиты, посчитав себя незаслуженно обойденными, немного постреляли, в пруду у кинотеатра выловили два трупа, после чего пирог разрезали заново — братва получила пару кусков со стола и успокоилась. Все остались довольны, особенно Серега, в его распоряжении оказался пошивочный цех со всем оборудованием и испуганными швеями в придачу. Я встретил его через полгода на заправке. Конь ездил на Мерседесе с пузатыми фарами и шил костюмы Адидас — он прибавил в весе, лицо его блестело медным тазом. Мы поговорили накоротке, обменялись телефонами и разъехались каждый в свою сторону. Я ему так и не позвонил, дела закрутили, замотали, да и особой нужды в общении с ним не испытывал. До меня доходили слухи, что он поднял несколько лимонов в валюте, расширил производство, ткань фурами завозил из Италии, участвовал в выставках на ВДНХ и хотел открывать фирменный магазин. Дела его шли прекрасно, но тут случилась незадача — в конце девяностых на смену разрозненному потоку челноков пришел вставший на ноги бизнес и открыл шлюзы из Китая. Бурным потоком ширпотреба из Поднебесной смело многих, хотя особо прозорливые остались на плаву, быстро сориентировались, переведя отшив шмоток в Беларуссию — там он стоил три рубля пучок. Серый Конь проморгал этот момент. Следующая встреча случилась в ресторане, где я, отобедав с заказчиком, скучал в одиночестве, разглядывая шторы на окнах. Он подсел за мой столик в компании со спутницей, усталый, погрузневший, лишь только глаза выдавали в нем прежнего Серегу. Мы стали беседовать не столько из надобности, сколько из вежливости, да еще отдавая дань дворовой юности. Серый Конь в основном рассказывал, мне приходилось слушать, иногда перебивая его речь короткими уточняющими вопросами — я был не в теме. Если честно, я внимал его финансовой исповеди вполуха, сосредоточив внимание на спутнице неудачника бизнесмена. Жгучая брюнетка, с точеным, как у статуи, мраморным лицом, холодным застывшим взглядом пронизывала меня насквозь. Мне стало не по себе, я постарался переключиться на Серегу, разглядывал тарелку с остатками еды, поправлял волосы, чесал подбородок, пытаясь суетными движениями отгородиться от ее мертвых глаз. Кононов будто опомнился и решил представить спутницу.