Мэри Кайе - Далекие Шатры

– Наверное, я действительно сумасшедший, – простонал Джордж, ударяя себя кулаком по лбу в театральной манере, которая сделала бы честь Генри Ирвингу [14]. – Но я не могу не любить ее. Я знаю, мне не на что надеяться, но это не имеет значения. Я люблю Белинду, и если бы вы оставили ее…

– Ох, заткнитесь, Джордж! – с досадой перебил его Аш. – Минуту назад вы заявили, что она наверняка бросит меня ради другого, а значит, у вас в любом случае нет шансов. Велите кхидматгару подать вам что-нибудь и дайте мне спокойно поесть.

Он сочувствовал неудачливому поклоннику и, будучи счастливым избранником, считал своим моральным долгом обращаться с ним благожелательно, но картинные страдания Джорджа начинали приедаться, и Ашу оставалось лишь сожалеть о том, что его спутник будет жить в Пешаваре, где они с ним непременно еще не раз встретятся, коли он намерен постоянно торчать в бунгало Харлоу. А что Белинда может передумать, он не опасался. Она заверила его в своей любви, и любые сомнения на сей счет свидетельствовали бы о недоверии и были бы оскорбительны для них обоих. Отсюда видно, что Аш все еще был достаточно молод, чтобы не драматизировать сверх меры свои чувства.

У него также не хватило самолюбия, чтобы удивиться, когда ни Белинда, ни миссис Харлоу не предприняли ни одной попытки выделить его своим особым расположением или обратить на него внимание будущего тестя при встречах в различных дак-бунгало по пути от Джелама к Ноушере, где дак-гхари меняли лошадей, а пассажиры ужинали и ночевали. Джордж мог говорить все, что угодно (а он говорил без умолку, поскольку, к сожалению, они по-прежнему ехали в одной дак-гхари), но Ашу казалось вполне понятным, что дочь, много лет прожившая в разлуке с отцом, не решается омрачить радость встречи сообщением о своем намерении вновь расстаться с ним в скором времени. Как только Харлоу благополучно устроятся в собственном доме и Белинда восстановит силы после утомительного путешествия, она, безусловно, письмом уведомит его об удобном дне визита, и тогда он приедет в Пешавар, обсудит дело с ее отцом и – как знать? – возможно, они поженятся еще до весны.

Правду сказать, такая мысль прежде не приходила Ашу в голову. Он с самого начала полагал, что папа Белинды потребует отложить свадьбу до его совершеннолетия, и не собирался возражать против этого. Но после встречи с майором Харлоу Аш начал пересматривать свои планы. Он тоже рисовал себе человека гораздо более грозного и внушительного, чем низенький и, следует признать, незначительный с виду джентльмен, которому его представили у Джелама, но теперь он уже не удивлялся, что миссис Харлоу сама дала согласие на помолвку, а не заявила (вопреки ожиданиям Аша) о необходимости подождать встречи с папой Белинды: судя по наружности, майор Арчибальд Харлоу относился к разряду мужчин, склонных прислушиваться к мнению своих женщин, а значит, супруга и дочь вполне могли вырвать у него согласие на ранний брак. Это была восхитительная перспектива, и Аш предавался сладостным мечтаниям.

Майор Харлоу, со своей стороны, не обратил особого внимания на прапорщика Пелам-Мартина, разве только мысленно отметил вскользь, что его очаровательная дочурка, похоже, пленила двух привлекательных молодых поклонников. Он обменялся несколькими любезными словами с Ашем и мистером Гарфортом, представленными ему женой, и моментально забыл имена обоих, хотя приветливо кивал им при встрече на различных стоянках и добродушно поддразнивал дочь, уже успевшую обзавестись двумя ухажерами.

Дорога пропетляла через пустынный Соляной хребет, пролегавший между Джеламом и крупным военным поселением Равалпинди, прошла мимо руин Таксилы и между низкими каменистыми холмами, похожими на оголодавших костлявых коров посреди голой равнины, и закончилась на берегу Инда, в сумрачной тени Аттокского форта. Здесь путешественники сошли, расплатились со своими возницами и переправились через реку на пароме, после чего продолжили путь в других дак-гхари по дороге, которая тянулась параллельно реке Кабул. Осенние дожди превратили реку в стремительный бурный поток, испещренный ржавыми пятнами, но широкие равнины за вздувшимся Кабулом оставались сухими и пыльными и простирались до гор впереди – рыжевато-желтые, усеянные камнями, с деревьями и полями, выжженными солнцем за знойные летние месяцы до однородного золотого цвета.

Теперь горы стали ближе, и линия горизонта уже тянулась не во весь окоем, а была ограничена угрюмыми скалистыми грядами, ежечасно менявшими свой цвет: порой казалось, что они находятся в пятидесяти милях впереди, голубые и прозрачные как стекло, а иной раз чудилось, что до них, ржаво-коричневых, исчерченных черными тенями бесчисленных оврагов, не более фарлонга [15]. За ними хребет за хребтом вздымались пограничные горы и горы Малаканда, похожие на застывшие волны, разбившиеся о край равнины, – стражи суровой местности, населенной двумя десятками беспокойных племен, которые не признавали иного закона, кроме закона силы, жили в хорошо укрепленных деревнях, соблюдали жестокий обычай кровной мести и постоянно воевали друг с другом или с британцами. Здесь находился северо-западный рубеж – врата в Индию, через которые прошел Александр Македонский со своей победоносной армией в пору юности мира. За труднопроходимыми перевалами находился Афганистан, где правил эмир Шир Али. А за ним простиралась огромная и грозная империя русских царей.