Мэри Кайе - Далекие Шатры

Зимой 1868 года полковник тяжело болел, и потому Аш провел рождественские каникулы в Пелам-Аббасе, где его образование – если здесь уместно такое слово – стало более всесторонним. Он был соблазнен недавно нанятой горничной, некой Лили Бриггс, нахальной рыжеволосой девицей пятью годами старше его, которая уже стала причиной ожесточенного соперничества и раздоров среди мужчин на половине слуг.

У Лили был чувственный рот и блуждающий взгляд, и она завела привычку перед самым сном приходить в спальню Аша в одном пеньюаре, чтобы убедиться, что окна открыты и занавески задернуты. Ее тяжелые золотистые косы почти достигали колен, и однажды ночью она распустила волосы и присела на край кровати Аша, чтобы показать, сказала девушка, что она может на них сидеть. Дальше события развивались стремительно, и Аш так никогда и не вспомнил толком, каким образом она очутилась в его постели или кто погасил свет, но он испытал тогда поистине головокружительные ощущения. Его собственная неопытность с лихвой возмещалась чрезвычайной искушенностью Лили, и он оказался таким способным учеником, что она осталась весьма довольна и ухитрилась провести у него в постели следующие шесть ночей. Она, безусловно, провела бы там и седьмую, если бы экономка миссис Пэррот не застала их на месте преступления, хотя миссис Пэррот использовала несколько иной термин, когда докладывала о происшествии тете Миллисент…

Лили Бриггс немедленно уволили без рекомендации, а Аш получил крепкую порку от дяди Мэтью, вкупе с лекцией о пагубных плодах похоти, и здоровенный синяк под глазом от второго лакея, одного из самых преданных и страстных поклонников Лили. Остаток тех каникул прошел без происшествий, а на следующие он снова отправился к полковнику Андерсону.

Один или два раза в год приходили письма от Зарина. Но новостей в них содержалось мало: Зарин не умел писать, а базарный писец, которого он нанимал, писал цветистым стилем и имел обыкновение начинать и заканчивать каждое послание любезными пространными расспросами о здоровье получателя и многоречивыми мольбами к Всемогущему Аллаху о его благополучии. Втиснутое посередине, как правило, представляло собой несколько разрозненных кратких сообщений о последних событиях, и из них Аш узнал, что Зарин собирается жениться на троюродной сестре жены Авал-шаха, что молодой младший офицер лейтенант Оммани убит фанатиком во время репетиции военного оркестра в Мардане и что разведчики предпринимали поход против племени утманхель, которое совершало набеги на деревни, находящиеся на британской территории.

Через два года после отъезда Аша мать Зарина умерла, а Кода Дад в скором времени оставил свою должность и покинул Гулкот. Радже очень не хотелось расставаться со своим старым верным слугой, но Кода Дад сослался на плохое здоровье и желание закончить свои дни среди родственников в родной деревне. Истинной причиной увольнения, однако, являлось глубокое недоверие к нему Джану-рани, которая не делала тайны из того факта, что подозревает Коду Дада в причастности к побегу Аша. Она очень постаралась настроить против него раджу, но безуспешно. Раджа высоко ценил старика и грубо обрезал жену, а Кода Дад знал, что может не бояться рани, покуда пользуется благосклонностью и покровительством ее мужа.

Но настал день, когда раджа решил отправиться в Калькутту, чтобы встретиться с вице-королем и лично предъявить притязания на соседнее княжество Каридарра, чей недавно усопший правитель, его дальний родственник, не оставил наследника. Раджа объявил, что старший сын, юврадж, поедет с ним, а на время его отсутствия рани получит полномочия регента – по мнению Коды Дада, глупое решение, о котором придется пожалеть многим людям, помимо него самого. В список должностных лиц, отбывающих в Калькутту в составе свиты, управляющий конюшнями не вошел, и, заметив данное упущение, Кода Дад понял, что пора покинуть Гулкот.

Он не огорчился вынужденным отъездом, ибо теперь, когда жена умерла, а сыновья служили на севере, мало что держало его здесь: несколько друзей, лошади да соколы – вот и все. Раджа более чем щедро вознаградил своего верного слугу, и Кода Дад уехал на превосходнейшем коне из княжеских конюшен, со своим любимым соколом на запястье и с седельными сумами, набитыми таким количеством монет, какого с избытком хватит на обеспеченную старость. «Ты правильно делаешь, что уезжаешь, – сказал Хиралал. – Если бы не юврадж, который, видят боги, нуждается хотя бы в одном слуге, не работающем на нотч, я бы последовал твоему примеру. Но я отправляюсь с ним в Калькутту, и вряд ли она подозревает меня, ведь я был очень осторожен».