Мэри Кайе - Далекие Шатры

Убежденные, что вид многократно превосходящих сил противника вселил ужас в сердца безрассудной горстки кафиров (неверных), и увидев спешное отступление орудийных расчетов и кавалерии, они забыли о всякой осторожности, с торжествующими воплями высыпали из-за брустверов и хлынули вниз по склону подобием огромной яростной приливной волны, размахивая знаменами, мушкетами и тулварами.

Второй сигнал трубы прорезался сквозь грохот конских копыт и победоносный рев наступающих тысяч. Услышав его, конница остановилась и повернулась лицом к врагу, а артиллеристы снова сняли орудия с передка и осыпали сплоченные толпы картечью.

Миг спустя отдаленный треск мушкетов слева возвестил, что пехота благополучно добралась до объекта наступления и атакует врага с фланга. Но хугиани не услышали этого и не замедлили бега, хотя уже находились в пределах дальности огня. Ослепленные жаждой битвы – или страстным желанием попасть в рай, уготованный каждому, кто убьет неверного, – они не обращали внимания на картечь и пули карабинов и продолжали бежать так, словно каждый из них состязался с соседом за честь добраться до врага первым.

– Тпру, девочка! – тихо проговорил Уолли, успокаивая лошадь.

Часто дыша и щурясь от солнца, он вглядывался сквозь завесу пыли и дыма в наводящую ужас лавину яростных, охваченных жаждой крови людей, катящуюся к орудиям. Он поймал себя на том, что мысленно отмечает оставшееся расстояние: шестьсот ярдов… пятьсот… четыреста…

Солнце нещадно пекло плечи, и струйки пота стекали на лицо из-под пробкового шлема, но по спине пробегал холодок, и радость прирожденного воина горела в глазах Уолли, когда он запел вполголоса «В бой идут знамена наши!».

Он отвел взгляд от наступающих полчищ и увидел, как командир артиллерии поворачивается к кавалеристам и складывает ладони рупором у рта.

– Это мой последний залп! – прокричал майор Стюарт. – Дальше дело за вами!

Уиграм Бэтти, в расслабленной позе неподвижно сидевший в седле впереди своего эскадрона, взял поводья в левую руку, а правую положил на эфес сабли. Он сделал это неторопливо, и разведчики с мрачной улыбкой последовали примеру командира и замерли в напряженном ожидании.

Орудия снова выстрелили, на сей раз со страшными последствиями: шрапнель пробила огромные бреши в тесных рядах противника. Как только грохот залпа стих, Уиграм резко вскинул правую руку, и позади него коротко проскрежетал и заблестел на солнце металл – это двести солдат разом выхватили из ножен сабли. Он скомандовал «вперед!», и с оглушительным воинственным кличем конница ринулась в атаку…

Они летели на врага во весь опор, бок о бок, со сверкающими на солнце саблями. И теперь наконец торжествующие хугиани остановились, оглянулись на свои укрепления, оставшиеся позади и выше, и запоздало сообразили, что совершили роковую ошибку, спустившись с плато и позволив противнику атаковать на открытой местности. Будучи пешими, они никак не могли вернуться в безопасные укрытия, спасшись бегством от конницы. Им ничего не оставалось, кроме как принять бой. И они так и сделали: встали намертво и открыли огонь по мчащимся на них всадникам.

В каждом сражении люди, находящиеся в самой гуще событий, обычно видят лишь малую долю целого, и в случае с Уолли данное правило подтвердилось.

Он знал, что где-то впереди, за пределами видимости, пехота вступила в бой, ибо слышал частый треск выстрелов, и что эскадрон 10-го гусарского полка пошел в наступление одновременно с разведчиками. Но гусары находились с правого фланга, за конной артиллерией, и, поскольку у Уолли не было времени сосредоточивать внимание на чем-либо, помимо собственного эскадрона и неприятеля впереди, для него сражение с начала и до конца ограничивалось картинами, попадавшими в его поле зрения, также ограниченное пылью и столпотворением орущих разъяренных людей, сошедшихся в рукопашной.

Несущиеся в атаку разведчики находились ярдах в ста пятидесяти от врага, когда Уолли услышал зловещий треск мушкетов, почувствовал воздушные струи от пуль, со свистом пролетающих рядом, точно рой рассерженных пчел, и увидел, как конь его командира, летящий во весь опор, тяжело валится наземь, убитый выстрелом в сердце.

Уиграм, выброшенный из седла, перелетел через голову коня, кубарем прокатился по земле и в мгновение ока вскочил на ноги. Но тут же покачнулся и снова упал – вторая мушкетная пуля угодила ему в бедро.