Наталия Костина - Только ты

– Да откуда мне знать!

– Кому ж знать, як нэ тоби? – удивился Приходченко. – Ты ж теперь до дела приставлена, машину новэньку тоби ж далы, а нэ кому-нэбудь! Й на ти курсы тэбэ ж послалы, а не мэнэ! И начальство кажэ – тебя до капитана представлять будуть, если шо.

– Да? – неподдельно удивилась Катя.

– А то ж! Начальству виднее, хто дило робыть, а хто так… груши околачуе!

Кого имел в виду Приходченко под околачивателем груш, для старлея Скрипковской так навсегда и осталось загадкой. У них в отделе каждый тянул непосильную нагрузку. Не жалуясь. Не отлынивая. И даже тогда, когда становилось просто невмоготу от придирок вышестоящего начальства. Лысенко и Бурсевич недавно получили по майору, а Кате до капитана было еще далеко. Ей даже старлея дали относительно недавно. Впрочем, поговаривали, что шофер Управления Приходченко обладал неким даром ясновидения – особенно относительно очередных выговоров, а также штатного расписания. Может быть, потому, что его услугами частенько пользовалось то самое вышестоящее начальство?

– Ну, дак ты мэни скажэшь, скоко он вже положил? А то й спытать не в кого – шо я, в самого генерала пиду справляться, што ли! Пока з роботы выпруть… за панику у рядах граждан! Говорят, шо вже на второй десяток пошло… Ото так! Кирпич повесили!

– Не имею права ничего разглашать, – отбоярилась от не в меру любопытного шофера Катя, и Приходченко тут же засопел носом:

– Ото так и знав… точно, маньяк, хай бы ему сто чертей у одно место… и нихто ничего не скажеть! Хочь полгорода нехай передушить!

– Сама пока не знаю, честно, Пал Петрович… мне Сорокина материалов не давала… сюда проехать можно?

– Нам кругом можно… – буркнул Приходченко, недовольный тем, что Катя перевела стрелки на Сорокину.

Требовать какой-либо информации от следовательши было бесполезно – да и не любил Приходченко бесцеремонную Маргариту Сорокину, с которой ни о жизни поговорить, ни о ценах на рынке… Вечно рявкнет – туда вези, сюда вези! То ли дело Катерина… и отношение у нее уважительное, и отпроситься всегда можно… У Ритки Сорокиной зимой снега не выпросишь, ежели он на казенной машине лежит… А сегодня, с Катериной, которой он всегда благоволил и которая, похоже, отвечала ему полной взаимностью, он три часа ездил по своим делам! Вот бы действительно повысили девку в звании и сделали каким-никаким начальством… а он бы ее личным шофером пристроился!

– Цвет волос у ваших дочек какой? – неожиданно спросила Катя, прервав приятный ход приходченковских мыслей, и он тут же притормозил, перегородив весь проезд.

Однако в мокром и неприветливом парке, кроме их машины, никакого иного транспорта все равно не наблюдалось. Дождь стучал по крыше, и Катя слышала, как с монотонным шорохом работают дворники. Печальная музыка осенней непогоды…

– Так блондинки ж воны якраз обое! – с надрывом в голосе сказал шофер. – Выкрасылысь, як токо самостоятельни сталы.

Он пошарил в мятой пачке толстым пальцем, выудил сигарету и прикурил. Катя тоже достала свои. Приходченко молча протянул ей зажигалку и слегка приспустил стекло. Стук дождя стал слышнее. Запахло землей, прелью, опавшими листьями. Потом откуда-то долетел запах жарящихся шашлыков. Но Катя вспомнила мертвую девушку с длинными белыми волосами и страшной полосой на горле, которую недавно видела здесь неподалеку, и запах жареного мяса показался ей совершенно неуместным.

– Волосы длинные? – поинтересовалась она, решительно вминая окурок в пепельницу.

– А як же! – мрачно подтвердил измученный догадками отец двух студенток. – Поразпускають патлы и ходють скризь. То з борщу вытягаешь, то з кампоту!

– Пусть или постригутся пока, или перекрасятся, – велела Катя.

– Та мои постригуться. И покрасяться. Я ж их сам пообкарнаю, если возбухать почнуть. Та шо ж тэпэр робыть, Катерино? Усим девкам у городе стрычься й красыться? Шо тэпэр, прийдэться по центральной программе заявить – у городе маньяк, девки, стэрэжиться, сыдить по домах? Шо тэпэр робыть, а?

– Не знаю, – угрюмо сказала Катя, помолчав. – Как начальство скажет, так и будет. Я человек маленький. Делаю свою работу, и все.

– Тай и я человек малэнькый. Алэ ж девок жалко! Сколько вин ище их положить… Ты ще мала була, а у мэнэ брат служыв у Витебску. Так бачив тых, кого Михасевич душыв. Их лес прочосувать послалы, так вин прямо на двох и наткнувсь. Рядком, пид дэрэвом… Вжэ онукы, а доси той жах памъятае. Ото так, Катэрыно…