Виктор Мануйлов - Лестница

Тепляков долго топтался на одном месте, размахивая руками, приседая, вращая корпусом, точно готовился к схватке на ринге. Туфли на тонкой подошве не грели, пальцы сводило от холода. К этому добавилось нервное напряжение. Вдруг захотелось курить, да так сильно — до тошноты.

Наконец вдали прозвучал сигнал: плям-плям— пля-аам!

Тепляков, по привычке, набрал в грудь побольше воздуха, резко выдохнул и зашагал к дому. За углом, прижавшись к стене, чернели две застывших фигуры амоновцев. В тусклом свете луны поблескивали их каски. Еще трое присели у второго подъезда за сугробом. Серые коробки гаражей, увенчанные метровыми снежными шапками, едва проступали среди сугробов. Полицейских, встретивших его на тропе, видно не было.

У подъезда Тепляков задержался, топоча по цементным ступенькам, будто отряхиваясь от снега. Он топтался и напевал без слов популярный мотивчик из оперетты, путаясь в мелодии и спотыкаясь, как может путаться и спотыкаться пьяный человек. Черная железная дверь излучала почти светящуюся в лучах поднявшейся луны опасность. Мысленно он старался определить, как расположатся нападающие. Скорее всего, непосредственно возле двери будет стоять всего один человек: больше не поместится. Двое других будут ждать своей очереди у почтовых ящиков. Тепляков как будто видел этого человека, замершего в напряженной позе с поднятой рукой для удара бейсбольной битой. Рука у него затекла, ноги тоже. Если, разумеется, это не какой-нибудь спортсмен, привлеченный бандой для гарантированного успеха задуманной операции: ведь наверняка Зинка поведала им, с кем придется иметь дело.

Тепляков перестал топтаться, и, продолжая напевать, набрал код электронного замка, затем потянул на себя дверь. Перед ним открылась черная щель, даже лестницы не было видно.

— Вот черт! — пробормотал Тепляков. — Темно, как у негра в заднице. Где тут у меня фонарик, мать его в лампочку! Тьфу ты черт! — продолжал бормотать он, обшаривая себя сверху донизу.

И тут что-то шевельнулось в темноте, удар ногой распахнул дверь настежь, и черная фигура вывалилась из черного проема. Взметнулась вверх рука, но Тепляков успел ее перехватить на замахе, рванул на себя и вниз, выворачивая вовнутрь, заступил левой ногой, подсел и сбросил человека со ступенек. Тотчас же из двери вывалились еще двое и кинулись на него. Тепляков увернулся от первого, нанес удар в голову, пожалев замерзшие пальцы, тыльной стороной ладони второму и отскочил в сторону, слыша, как с двух сторон часто-часто скрипит снег под ногами, и тут же в тишину морозной ночи всверлился на одной ноте хриплый крик замерзшего человека:

— Всем лежать! Руки за голову! Полиция!

В понедельник утром, минут за пятнадцать до восьми, Тепляков остановил машину возле семнадцатиэтажного дома, облепленного со всех сторон, как елка игрушками, застекленными лоджиями и балконами. В этот дом, на одиннадцатом этаже которого проживал Мих-Мих, он и привез его из аэропорта поздним вечером, не успев ничего разглядеть как следует. Еще три таких же составляли квадрат, огороженный высоким ажурным забором из железных четырехгранных прутьев, унизанных копьеобразными наконечниками. Внутри квадрата размещалось двухэтажное здание детского сада. Чтобы проехать в ворота, нужно иметь пропуск и электронный ключ. Ворота открываются автоматически, а пропуск надо предъявить охраннику.

Хотя теоретически на территорию жилого комплекса постороннему попасть невозможно, однако, выбравшись из машины, Тепляков несколько минут будто бы протирал стекла, в то же время пытаясь определить, не таится ли где-то поблизости опасность его подопечным. С двух сторон — с юга и востока — к кварталу примыкал лесопарк; на противоположной стороне переулка — с запада — стояла церковь, окруженная подворьем из одноэтажных строений. Церковь казалась маленькой пестрой игрушкой, забытой в песочнице капризным ребенком, и, разумеется, не представляла никакой опасности. На севере, отступив на почтительное расстояние, теснились пятиэтажные «хрущевки», тоже ничем не грозящие обитателям элитного квартала.

Большинство машин внутри квадрата, оставшихся без места в подземном гараже, уже разъехались, отметив свое пребывание темными пятнами не заснеженного асфальта. Лишь те, которыми хозяева не пользовались в зимнее время, горбатились сугробами, обделенные вниманием дворников.

Закончив с протиркой стекол и осмотром местности, Тепляков направился к единственному подъезду, набрал шестизначный код, открыл дверь. Поздоровавшись с консьержкой, женщиной лет пятидесяти, сидящей в застекленной кабине, вызвал лифт и поднялся на пятнадцатый этаж. Отсюда он не спеша спустился по лестнице до десятого этажа, затем вернулся на одиннадцатый, и возле квартиры своих подопечных оказался ровно в восемь, то есть сделал все, что было положено делать в подобных обстоятельствах.