Рэйчел Ромеро - Кукольник из Кракова

Далеко продвинуться ему не удалось. Немецкий солдат, не спеша расхаживавший неподалеку, следя, чтобы изгнанники не отходили от дороги, преградил ему путь.

– Куда это вы идете?

– Я просто хочу кое с кем попрощаться, – ответил Кукольник.

Солдат спросил:

– Так вы еврей?

– Нет, – сказал Кукольник. – Я же сказал, я хочу попрощаться кое с кем. Мне надо перейти улицу.

– Предъявите документы, – потребовал солдат и протянул руку.

Кукольник попытался из-за его плеча взглянуть на повозку, в которую укладывали последние пожитки.

– Пожалуйста, мне нужно…

Солдат положил руку на грудь Кукольника и оттолкнул его. Каролину отбросило на дно кармана, и она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Как он смел?! Кукольник не сделал ничего плохого.

Но солдат, похоже, так не думал.

– Я сказал, предъявите документы.

На этот раз он потянулся к ремню висевшей на плече винтовки.

Не собираясь спорить, Кукольник полез в карман – не в тот, где пряталась Каролина, – и вытащил паспорт, который слегка изогнулся оттого, что на нем столько раз сидели. Солдат выхватил паспорт и раскрыл его.

– Вы – немец? – спросил он.

– Да, – ответил Кукольник. Признаваясь в этом, он стиснул зубы.

Из-за солдата он терял драгоценное время, и признание своего родства с этим грубияном оставляло горький привкус во рту.

Солдат закрыл паспорт и сунул его в карман Кукольнику.

– Господин, идите домой, – сказал он. – Это вас не касается. Если вы разумный человек, лучше держитесь подальше от всего этого.

Он говорил не зло, а только слегка раздраженно, как взрослый, предупреждающий ребенка об очевидной опасности.

Ни Каролина, ни Кукольник не хотели уходить, но какой у них был выбор? Не могли же они спорить с солдатом, у которого были и оружие, и власть? Кукольник вернулся на ту сторону улицы, откуда они пришли, и обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть проходивших мимо Трэмелов.

Каролина так сильно махала Рене, что, казалось, рука сейчас оторвется. К счастью, она не оторвалась. Кукольник тоже махал, хотя и более сдержанно.

Рена увидела их и ответила на приветствие грустной улыбкой. Она не отводила взгляда от Кукольника и Каролины, пока повозка не скрылась за поворотом.

– Почему Джозеф не хотел, чтобы мы с ним попрощались? – спросила Каролина. – Рене было бы еще грустнее, если бы мы не пришли. А вдруг она подумала бы, что мы их больше не любим?

Выражение, которое появилось на лице Кукольника, Каролина видела раньше в Стране Кукол. Это было и горе, и ужасное предчувствие.

– Прощаться всегда трудно, – сказал Кукольник. – Особенно во время войны.

Вернувшись в магазин, Каролина и Кукольник увидели у порога булочной Домбровского, который курил сигарету и просматривал газету, как оказалось, недельной давности. Каролина надеялась, что он докурит и вернется в булочную, ничего не говоря о сегодняшних событиях, но он не мог удержать в себе ни одной мысли, чтобы не высказать ее окружающим.

– Так они ушли, эти твои друзья? – спросил он, пока Кукольник доставал из кармана ключи от магазина. – Евреи?

– Все евреи ушли, – грустно ответил Кукольник.

– Может, это и к лучшему, – сказал булочник. – Они все время держались друг друга – это так неестественно. Как будто они лучше других. Теперь они могут сколько угодно держаться друг за дружку.

Смех перешел в кашель, и, чтобы унять его, Домбровский судорожно затянулся сигаретой.

Кукольник сунул ключ в замок магазина.

– Трэмелы – хорошие люди.

– Может, для тебя это и так. Но что они сделали всем нам? – возразил Домбровский. Он бросил сигарету на брусчатку и затоптал каблуком своего засыпанного мукой ботинка. – И вообще, Бжежик, ты очень странный человек, дружишь с такими, как они.

– Почему ты радуешься несчастью и унижению людей, которых даже не знаешь? – спросил его Кукольник. – Они ведь люди – люди, которые всю свою жизнь жили в Кракове. Тебе не кажется неправильным, что им приказывают, как и где жить?

– Все евреи одинаковые, – ответил Домбровский, кладя газету, кроме одной страницы, под мышку. – Может, теперь немцы оставят нас в покое. Ведь это евреев они ненавидят больше всех остальных. Ты видел вот это?

Булочник протянул ему газетный лист и ткнул пальцем в мрачные жирные буквы заголовка:

Любой поляк, который будет уличен в помощи евреям вне еврейского квартала или в общении с ними, будет арестован

Каролина, сидевшая прямо у груди Кукольника, почувствовала, как заныло его сердце.