Рэйчел Ромеро - Кукольник из Кракова

– Тебе грустно, папа?

– У меня… есть новости, – сказал Джозеф, наконец отпустив ее.

Кукольник подошел, чтобы взять Каролину.

– Мы можем подняться наверх, если хотите, и поговорить наедине.

– Нет, нет. Думаю, вам обоим нужно это знать, – сказал Джозеф, ведя Рену вглубь магазина.

Девочка подхватила Мыша, и он обернул хвостик вокруг ее пальца, словно держась за него.

Джозеф положил руки на рабочий стол Кукольника, и Каролина увидела волдырь, который появился на его левой ладони. Наверное, это был один из многих волдырей, которые он заработал. Джозеф собрался с силами и сказал:

– Рена, нам придется переехать.

– Что? – спросила Рена. – Почему?

– Я получил уведомление, – сказал Джозеф.

Он засунул руку в карман пальто и вынул письмо. Справа на конверте стоял штамп с синим изображением лица Адольфа Гитлера – точно такой же, как на письмах с требованием зарегистрироваться как немецкий гражданин, которые получал Кукольник.

– Немцы хотят, чтобы все евреи Кракова переехали в район Подгуже, на другом берегу реки.

– И немцы сегодня это объявили? Без предупреждения! – воскликнул Кукольник, который замер, словно от удара в грудь.

– Несколько дней назад друг предупреждал меня, что так будет, – сказал Джозеф. – Он умеет предсказывать то, что немцы хотят скрыть до поры до времени. Но я надеялся, что на этот раз он ошибается. – Он мрачно улыбнулся. – Немцы говорят, что польские христиане нас ненавидят, поэтому нам лучше уехать, чтобы защитить себя.

– По-моему, те, от кого надо защищаться, это в основном немцы, – сказал Мыш.

Прав ли он? Или немцы говорят правду? Кроме Кукольника Каролина слышала только булочника (который ненавидел почти всех) да читала написанное в газетах (страницы которых, казалось, сами обливаются слезами из-за новостей, которые им приходится сообщать). Но правы были немцы или не правы, закон есть закон. И Джозефу нужно было подготовить Рену к переезду в новый дом.

– Это несправедливо, – сказала Каролина. – Краков и ваш город. Вы имеете право жить там, где хотите.

В это время Рена, казалось, пыталась осознать то, что сообщил ей отец. Каролина понимала, насколько девочка сбита с толку и расстроена. Когда крысы выгнали Каролину из дому, все ее чувства смешались, как акварель на холсте. Гнев соединился с горем, горе – с беспомощностью. Некоторое время она не могла остановиться на каком-то одном чувстве.

– Мы должны уехать из нашей квартиры? – спросила Рена. – Я не понимаю. Мы же никому не мешаем.

С лица Джозефа исчезла улыбка. Оно показалось Каролине горьким, как чай, что пил теперь Кукольник, без молока и сахара.

– Я хотел бы остаться, Рена. Но у нас нет выхода, – сказал он. – А когда мы переедем, то не сможем уехать из этого нового еврейского квартала без разрешения. Они… строят вокруг него стену.

– Я… помогу вам с переездом, – сказал Кукольник. – Паковать вещи – это неприятность, даже в самых лучших обстоятельствах.

Каролина не поняла, старался ли он отвлечь Трэмелов от грустных мыслей о все возрастающих потерях или себя самого – от будущей жизни без них. В конце концов она решила, что и то и другое.

– Вы и так сделали более чем достаточно, Сирил, – сказал Джозеф. – У одного из моих коллег есть повозка. Он говорит, в ней найдется лишнее место для нашей мебели и одежды. И потом, я не знаю, останемся мы в Подгуже или уедем куда-нибудь еще. Немцы уже отправляют многих на восток – туда, где сами не хотят жить.

– И что они делают там, на востоке? – спросил Кукольник.

– Может, работают как крестьяне, производят продукты для немецкой армии… Я не знаю. – Джозеф потер подбородок, пытаясь придумать что-то другое, но воображение отказывало ему. – Как ты думаешь, Рена? Если бы мы жили в деревне, то могли бы выращивать яблоки и морковь и иметь своих лошадей.

Рена, игравшая с хвостом Мыша, посмотрела на него и сказала:

– Я хотела бы иметь лошадь. Надеюсь, они такие же красивые, как те, что делает господин Бжежик.

Странно было представлять Рену деревенской девочкой. Но поэты в книгах Кукольника столько говорили о том, как прекрасны пшеничные поля и какое вдохновение они дарят. Может, луга вроде того, на котором жила бедная Лаканика, подойдут Рене больше, чем улицы Кракова? А уж Мыш, неохотно призналась себе Каролина, был бы просто в восторге.

– Если вы уверены, что вам не нужна моя помощь… – пробормотал Кукольник.

– Мы справимся.

Джозеф подошел к Кукольнику и пожал его руку, задержав ее в своей на несколько мгновений, словно старался вложить в рукопожатие все слова, которые не решился произнести.