Дин Кунц - Эшли Белл

Кроме гнева и ярости, существовал некий потенциал, которым она владела, потенциал забытый, но не утраченный. Он возвращался. По правде говоря, в течение прошедших двух суток Биби не только искала Эшли Белл, но и пыталась узнать о себе всю правду.

В колоссальном черно-красно-белом зале не было никакой мебели, кроме огромной глыбы черного как ночь гранита, служащего, судя по всему, стойкой регистрации. Сооружение было очень высоким, поэтому человек за ним должен был бы стоять, чтобы входящий мог его увидеть. Этот предмет «мебели» вызвал у Биби живейший интерес, и девушка направилась к нему. Когда до стойки оставалось всего несколько ярдов, из-за нее возникла поднимающаяся фигура Чаба Коя. В руке у него был зажат тазер.

Готовясь к написанию своего нового романа, Биби читала о тазерах. Есть электрошокеры, диапазон поражения которых ограничивается длиной вашей руки, есть такие, что выстреливают двумя небольшими электродами на проводках на расстояние пятнадцати футов. В руках у Коя была зажата более практичная модель.

– Черт бы тебя побрал, женщина, мне здесь не место, – сказал он.

Под давлением сжатого азота проволока зашелестела в направлении Биби, и электроды прицепились прямо к ткани футболки. Электрический разряд поразил ее периферийную нервную систему, не давая возможности мозгу посылать сигналы по чувствительным и двигательным нервам. Сломленная болью, не владеющая мышцами рук и ног, Биби рухнула на белый кварц пола, стараясь выкрикнуть проклятия, но язык не слушался ее.

Биби не смогла сфокусировать взгляд на Чабе Кое. Девушка дергалась в личном мирке боли и нейромышечном параличе, словно раздавленный жук, который не в состоянии выбраться из своего расколотого хитинового панциря. Но она понимала, что он делает, видела, как Чаб Кой обходит стойку, сжимая в руке тазер, как снимает использованный картридж и со щелчком ставит на его место новый. Она знала его недолго, однако уже успела сообразить, что Кой – человек жестокий. Биби это хорошо понимала. Ее опасения тотчас же оправдались. В глаза ей словно плеснули краски цвета индиго. Электрический разряд резанул бритвой по лучащимся во все стороны нервным проходящим путям. Зубы лязгнули. Руки дернулись как у марионетки, которую водит пьяный кукловод.

Пока Биби корчилась на полу, Кой, склонившись над девушкой, начал обходить вокруг нее, произнося громким голосом:

– Ты понимаешь, что я не принадлежу этому месту? Ты же понимаешь, что я тебе говорю? Зачем упрямо настаиваешь на этой линии сюжета? Зачем тебе Чаб Кой? Или ты любишь только по-плохому? По-другому ты просто не в состоянии до всего дойти?

Глаза ее наполняли слезы, выжимаемые болью. Казалось, белый кварц помещения дрожит, испаряясь, будто это не камень, а конденсированный, окаменевший туман, который сейчас возвращается в свое естественное газообразное состояние. Единственный темный предмет, кроме выхаживающих вокруг ее тела туфлей Коя, лежал на расстоянии десяти футов от Биби. Наверняка это ее пистолет. Если она сможет добраться до оружия, то воспользоваться им уж точно сумеет. Пэкс ее обучал. Она готова применить оружие. Ни тени сомнения в этом не оставалось. И она не собирается его им пугать, не станет бить как кастетом, а нажмет на спусковой крючок и будет стрелять, пока не выстреляет всю обойму. Она убьет ублюдка.

– Итак, я полицейский детектив на пенсии, который теперь имеет удовольствие быть начальником охраны больницы. Логично. Ты сделала меня более опытным, более опасным, чем обычный коп в отставке. Неплохо. Не скажу, что очень умно, но вполне допустимо…

Он продолжал ходить кругами, пока Биби, дрожа и извиваясь всем телом, прикладывая все свои силы, ползла по полу, вибрирующему, словно замерзшее море под потолочными светильниками. Временами казалось, будто кварцевая плита кренится, и Биби боялась, что сейчас покатится, набирая скорость, пока не сорвется с края в гладкий вентиляционный желоб, по которому поедет вниз, все глубже и глубже, в ледяные пещеры. Ее уже начал бить озноб.

– Изначально моя работа заключалась в том, чтобы поддерживать атмосферу заговора и паранойи, которая будет становиться все тягостнее и запутаннее с каждым последующим событием. Но это все, чем мне следовало заниматься. Ну, еще разве что служить тебе помехой, неожиданно появляясь всякий раз, когда ход твоих мыслей воскрешает нечто такое, что ты считаешь невообразимым.