Олег Красин - кукла в волнах

— Всё, — огорченно сказал Волчатников, — проворонили!

— А может, его сегодня не было? — с надеждой предположил я.

— Может, и не было, — мрачно согласился Вахтанг и они с Волчатниковым стали выбираться из кабины.

Я вылез следом, отозвал комэску в сторону.

— Сергей Николаевич, я завтра уезжаю в Азовск, замполит батальона взывает.

— Совсем уезжаешь?

— Да. Он говорит, что скоро полёты здесь будут закончены и я, в общем, здесь уже не нужен.

— Заканчивать будут где-то недели через три, в октябре, — согласился Волчатников. — Ты ужинал?

— Нет, ещё.

— Пойдем в столовую, а то у меня после нашей охоты живот подвело.

Мы медленно пошли с ним по бетонным плитам центральной стоянки.

— Значит, уезжаешь… — задумчиво протянул подполковник, — если честно, мне будет без тебя скучно.

Он дружески приобнял меня за плечи в знак подтверждения своих слов.

— Да, поговорить не с кем. Народу много, а как у Высоцкого «нет того веселья».

— «Или куришь натощак, или пьешь с похмелья», — подхватил я строчку стиха.

— Точно так. Знаешь, я как-то привык к нашим беседам как к чему-то необходимому для организма. Словно в легкие вливается живительный воздух, а голова становится ясной.

— Вы говорите как поэт.

— Просто думаю так. Стихи научили выражать свои мысли намного лаконичнее, чем проза. Иногда одним словом можно выразить целую гамму чувств.

Незаметно за разговором мы добрались до столовой. В зале работала Илона. Увидев нас, она приветливо улыбнулась обоим и махнула рукой. Но мне показалось, что Волчатников сначала несколько напрягся, и только потом, посмотрел на меня и виновато улыбнулся.

— Это как шок, — хрипло сказал он, — ждешь её, думаешь о ней и, каждый раз, когда она появляется — для меня полная неожиданность. Внутри всё вздрагивает. Нет, даже не так — всё вспыхивает, как факел. Я тебе скажу, необычное чувство. Знаешь, в твоём возрасте я думал, что любовь будет меня ждать, образно говоря, за любой дверью, куда бы не вошел, но я ошибался. Это, как оказалось, большая редкость. Хорошо если за всю жизнь ты полюбишь один, два раза. Действительно полюбишь, а не будешь представлять или воображать, что полюбил. Многие проживают жизнь не разу не испытав этого по-настоящему. Так…чувствуют легкую влюбленность.

— Вы слишком категоричны, — возразил я ему, — а как же брак? Сколько пар мужчин и женщин соединяются для создания семьи, и все без любви?

— Многие, просто для того, чтобы не остаться в одиночестве. Особенно это касается женской половины. Для них одиночество страшнее, чем для мужчины. Для женщины семья, дети являются главным смыслом существования — источником эмоциональной зарядки.

— А мужчина заряжается на стороне?

— Может быть, может быть, — задумчиво протянул Волчатников, поедая бифштекс с картошкой, принесенный ему «Пепси-колой», — ещё Монтень говорил, что самый удачный брак — это дружба без любви. Хотя, здесь можно поспорить. Потому, что, кажется, у Горького было такое замечание, что жена — друг до первого ребенка. То есть, если развивать эту мысль дальше, с появлением детей в семье — ни любви, ни дружбы.

— А что же тогда, привязанность?

— Скорее привычка.

Мы замолчали, погруженные в свои мысли.

Настрой Волчатникова мне показался слишком пессимистичным. Я не мог согласиться с мрачными мыслями моего приятеля-летчика. Может, потому что был молод и еще не утерял романтического взгляда на жизнь. Я верил, что кроме привычки есть нечто другое, соединяющее двух людей под одной крышей. В конце концов, привычка не такая уж и важная причина. Мы многое делаем вопреки ей, нередко потакая своим настроениям.

По-моему мнению, привычка, если и имеет место, всё равно опирается на чувство приязни, симпатии. «Это как самолёт опирается на воздух и летит вперед», — придумал я сравнение. То есть привычка это крылья, а чувства — воздух. Вместе с тем, сказал я сам себе, у самолета есть третья составляющая — реактивная тяга. А в браке? Какая третья составляющая? Ответа я не знал. Скорее всего, потому что был не женат, а Волчатникова не захотел вовлекать в свои рассуждения.

Увидев у окна Илону, я подумал, что надо сказать ей об отъезде. Нехорошо, если эту новость она услышит от кого-то другого, а не от меня. Наскоро перекусив, я подошел к ней. Девушка стояла возле груды грязной посуды и не видела меня. Однако каким-то присущим ей женским чутьем почувствовала, что я к ней подошел.

Она обернулась, глаза вспыхнули радостным светом: