Случайные срабатывания аппаратов происходили все реже, так что теперь другим животным, в том числе важным древесным соням, редко удавалось нечаянно включить приводной механизм и вызвать никому не нужную вспышку яркого света, но иногда все же случалось, что его камеры «щелкали» антилопу или барсука, кабана, виверру или рысь. Однажды он даже получил четкий, с хорошо видными подробностями снимок затылка человека, явно крадущегося и напряженного, и понял, что далеко не всех пропавших овец следует относить на счет леопардов или бродячих собак. Он не стал показывать эту фотографию своим помощникам, считая, что поведение людей — это не его епархия. Кроме того, он был уверен, что слепящая вспышка — вполне достаточный деморализующий фактор, который наверняка заставит ночного бродягу лишний раз подумать, прежде чем вновь отправиться воровать. Внимательно изучив этот снимок с помощью лупы, он был озадачен: человек тащил не только явно тяжелый рюкзак, но и чемодан! Весьма странное место и время для одинокого прохожего, да к тому же с громоздким чемоданом в руках! Рюкзак был из дорогих. Обе руки человека скрывала листва, и Тернер не был уверен, чернокожий это или белый.
В первую очередь с утра его команда проверяла фотоаппараты, переставляла и перезаряжала те, которые нужно было установить в другом месте в соответствии с заранее продуманным планом. Здесь, среди бесчисленных речных ущелий, сделать это было не так просто, и порой целый день уходил на установку лишь одного фотокомплекса. Приходилось с топором в руках расчищать тропу до нужного места — иногда более километра, — потом устанавливать и настраивать тонкое фотооборудование, потом готовить особым образом ароматизированную приманку, потом включать вспышку и фотоэлемент с инфракрасным приводом, и только после этого можно было вернуться к «лендроверу» — и все повторить сначала в другом месте. Однако полученные результаты превзошли самые оптимистические его надежды. Благодаря этой аппаратуре он не только вел полевые наблюдения за жизнью леопардов, но и составлял подробную перепись всех проживающих здесь особей. И больше всего его при этом радовало то, что ни одно животное ни разу не пострадало — уж в этом-то он был уверен.
Почти каждый день он заезжал в контору местного лесничества, находившуюся в десяти километрах от его «штаб-квартиры» в пещере. Благодаря имевшемуся телефону домик лесничего служил для Тернера и почтой, и местом сбора различных сообщений о леопардах с окрестных ферм. Вся эта система действовала отлично. В первое время фермеры, жившие на границе государственного лесного заповедника и горного массива, воспринимали телефон Тернера как передаточный пункт для собственных жалоб, надеясь, что так их скорее услышат в коридорах власти. Однако когда обнаружилось, что на самом деле Тернер леопардов любит или по крайней мере не желает им вреда, количество сообщений об этих хищниках стало уменьшаться. Впрочем, к этому времени он уже успел подружиться со многими здешними жителями; к тому же, что гораздо важнее, благодаря врожденной дипломатичности и владению английским и африкаанс он постепенно закладывал в их души представления об экологии и бережном отношении к ней, и это начинало доходить даже до самых невежественных и отсталых людей. И все же леопарды по-прежнему считались убийцами овец и — в какой-то степени — источником потенциальной опасности для людей — короче, проблемным животным для сотрудников Департамента по охране дикой природы. Но у Тернера страх вызывали только сообщения о тех случаях, когда леопард попадал в ловушку-самострел, ибо раненый леопард — один из самых опасных зверей на свете.
Тернер всегда испытывал странную смесь страха, жалости и долга, понимая, что не сможет не участвовать в поимке или убийстве такого зверя и будет внимательно следить за каждой неясной тенью своими слабыми глазами человека, ни в какое сравнение не идущими со зрением этого хищника, и готовить свое жалкое оружие для последнего неизбежного выстрела. За то время, что он прожил здесь, подобный случай был только один, но ему хватило с избытком. Тогда они с егерем обнаружили лужицу крови у самострела и пустили вперед собаку.
Дворняга пошла нехотя, шерсть у нее на загривке встала дыбом. Зеленые сумрачные коридоры густого леса тянулись во все концы и приводили в итоге в непроходимые заросли колючих кустов, в мешанину корней и веток. Вдруг собака бросилась назад, поджав хвост, а еще через мгновение по земле уже катался рычащий клубок из желтой и черной шерсти.
Читать дальше