Много, очень много поколений тому назад койсанские народы поняли эту простую истину. А более поздние представители этих народов, понимая ее, еще и яростно стремились защитить свои любимые края от белых варваров.
Пятница сидел на плоском камне, еще хранившем дневное тепло, и наблюдал за медленно подкрадывающейся темнотой.
Зрачки его расширились, чувства были напряжены до предела; ожидая, когда уляжется ветер, он пару раз зевнул и стал вылизывать прежде всего пах и живот. День был холодный, ветреный; в воздухе чувствовалось леденящее дыхание снегов с далеких гор на юге. Порывы ветра своими холодными пальцами ворошили шерсть кота, раздували усы, но особого впечатления, впрочем, на него не производили — спасал густой пушистый подшерсток. Пятница поморгал, и молочного цвета защитные пленки, прикрывавшие глазные яблоки, извлекли крохотные песчинки, попавшие в глаза, когда он неотрывно смотрел на юг, как и всегда перед очередным долгим переходом. У него за спиной, уже отчасти стершиеся в памяти, были четыре с половиной месяца осенних и зимних странствований, более тысячи километров пустыни.
Вперед он продвигался медленно, однако же для него это особого значения не имело и совершенно не меняло ровного ощущения взятого ранее следа. Безжизненные днем, как это могло показаться, равнины, монотонно сменявшие одна другую, ночью кишели жизнью: здесь было полно шакалов, лисиц, мангустов, земляных волков, хорьков, генетт, барсуков, дикобразов и мелких чернолапых диких кошек — ближайших родственников Пятницы. Всех этих зверей он не особенно опасался, но порой обстоятельства заставляли его пересекать охотничьи территории больших диких котов, а встречи с этими тварями всегда были очень неприятны.
Линия его пути неизменно имела форму зигзага, поскольку шел он по руслам высохших рек. Реки отыскать было нетрудно — зеленые полосы колючей растительности среди почти голой пустыни; деревья, как и всегда, давали Пятнице и тень в лунные ночи, в которой ему легко было укрыться, и убежище, и пищу; возле них он часто находил и случайно сохранившиеся водоемы. Все это было не менее важно и для всех прочих хищников, так что Пятница редко оставался в одиночестве: вечно поблизости оказывался совершенно нежелательный сосед. Пищей некоторым животным служили такие, казалось бы, совершенно несъедобные вещи, как древесные грибы, росшие на колючих акациях, и смолы, которые выделялись сквозь трещины в коре; однако Пятница всегда мог поймать ночью песчанку или водяную крысу, а днем — полосатую мышь-полевку. А как-то раз на каменистой тропке, укрытой травой и низкорослым кустарником, поймал даже молодого рыжего капского дамана и пообедал на славу.
Днем эти суровые края, словно забытые всеми, кроме солнца, казались пустынными, заброшенными, и жизнь здесь проявлялась лишь в виде парящего в небесах чернокрылого коршуна или орла, озиравшего вельд в поисках стинбока.
Когда одно из этих наполнявшихся водой лишь в период дождей русел рек поворачивало слишком сильно на запад, Пятнице приходилось пробираться по открытой местности до другой пересохшей речки, и лишь луна видела, как с каждой неделей он все ближе подходил к горам, к возделанным полям в долинах, окруженным более мощными и густыми деревьями. Зима вела свои последние жестокие бои перед отступлением. Однако самый холодный период путешествия Пятницы был еще впереди.
Глава десятая
РОХХЕФЕЛЬДБЕРГЕ
Почти незаметно для Пятницы — разве что здесь была чуть иная растительность и обитатели — местность начала постепенно повышаться. С каждым днем плоская равнина на севере, откуда он пришел, казалась все более далекой. Широкое голубовато-серое пространство, покрытое бесчисленными пятнами корявых, с мясистыми листьями суккулентов, где паслось бесчисленное множество овец и африканских газелей, куда-то отступало, деревья стали попадаться все реже, потом исчезли совсем, только возле цистерн с водой и ферм порой торчало одинокое дерево да возле площадок для пикников у шоссе сохранилась какая-то растительность. Это была суровая, каменистая местность, богатая сланцами, особенно в предгорьях.
Единственным способом как-то определить продолжительность пути, как бы бесконечной лентой скручивавшегося у Пятницы за спиной, были его потери в весе; или еще можно было попытаться пересчитать следы, оставленные им на этой недоброй земле, или внимательно рассмотреть, на сколько более пушистой стала его шкурка — теперь ему в такой шубе не страшен был любой холод. Когти у него стали крепче, мощнее и длиннее, а чувства обострились до предела. Он уже начал подъем в горы, находившиеся на юго-западе Капской провинции, и теперь всего триста километров отделяли его от Анны.
Читать дальше