Ялмар Тесен - Узы моря. Опасное соседство. Возвращение

Она показала ему язык и шутливо толкнула в плечо.

У крыльца стоял грузовичок, нагруженный какими-то металлическими и проволочными конструкциями; рядом трое помощников Тернера в голубых форменных куртках пялили глаза на страшно возбужденных служанок.

— Это что, какая-нибудь ловушка? — спросила Джин.

— Да, — ответил Стандер. — И мы думаем, что она сработает. Очень надеемся.

— Да, тебе здорово повезло, — проговорил Тернер и положил руку Джин на плечо. — Я отлично понимаю, чего это стоило, но ты молодец, вела себя мужественно и очень смело!

Хотя вообще-то это был один шанс из миллиона.

— Ну да, смело! — Джин покачала головой. — Видел бы ты!

Да меня чуть не стошнило от страха!

За кофе они рассказывали, как будут ставить клетку, какова будет «приманка» и как должна сработать дверь-ловушка, и очень старались, чтобы звучало все это как можно легкомысленнее.

Но Джин была в ужасе:

— Клиф, ты не можешь! Нет, это невозможно!

— Но он же меня не достанет! Даже если очень захочет.

Так что это совсем не опасно. И я вовсе не собираюсь корчить из себя героя, уверяю тебя. Но пока никому не говори о нашей затее. Мы действуем по собственной инициативе, и, если ничего не получится, нам могут здорово намылить шею за то, что мы сразу не позвонили и не заказали гончих с провожатым.

Но нам кажется, эти гончие снова его упустят, уж больно здесь много оврагов. В общем, завтра все будет ясно. Сегодня Пол на ночь останется здесь и будет поддерживать со мной связь, а утром тебе, возможно, захочется пригласить нас позавтракать.

Клетка была слишком громоздкой, чтобы нести ее в глубь лесной долины, так что они установили ее на прогалине, неподалеку от того места, где Джон Эвери и Кампмюллер некогда поставили свой самострел. К полудню все было готово.

В половине шестого Клиффорд и Джин на полчаса остались вдвоем: Стандер повез троих рабочих домой, в Книсну. Они смотрели вслед грузовичку, пока тот не скрылся за отрогом холма, потом молча вернулись в дом.

В прохладной затененной гостиной Джин подошла к окну, Клиффорд последовал за ней, обнял за плечи и ласково сказал:

— Ужасно тебе досталось! Ты уж прости меня, ладно?

Когда она обернулась к нему, он наклонился и губы их встретились — сперва нерешительно, словно пробуя друг друга на вкус, словно продлевая миг первого поцелуя при ярком свете дня, с ясными головами, а потом все настойчивее, пока сдерживавшие их преграды не рухнули; теперь помеха была только одна: те полчаса, за которые успел вернуться Пол.

Птицы в лесах на побережье четко соблюдают свой график, пением отмечая рассвет и угасание дня. Люди воспринимают их пение как проявление некоего абсолютного порядка, безмятежности, но все же есть в нем и нотка грусти: ведь долго еще после того, как умрут и будут похоронены бесчисленные слушатели этих песен, сами песни будут звучать по-прежнему, равнодушные к жизни людей, точно голос живого единства, вечного, бессмертного, а потому способного смеяться даже над собственным бессмертием. По утрам первыми просыпаются попугаи; словно шумные дети, они будят всю лесную страну. После них раздается хор певчих птиц — малиновок и капских дроздов, а потом вступают кукушки, сорокопуты, пеночки, бородатки и райские птички — мухоловки — голос каждой вступает в свою очередь, — и все это мелодично венчает ария соловья, искусного чревовещателя, радующегося встающему солнцу. Вечером птичий концерт происходит более торжественно и звучит иначе, чем возбужденное и суетливое приветствие утренней заре: ведь грядущая ночь всегда таит неведомые опасности. Вечером первыми поют кукушки — три-четыре застенчивых родственницы с похожими голосами, однако же каждая на свой лад; потом вступают сорокопуты и самые нежные из певчих птиц — малиновки; короткий этот концерт вскоре смолкает, и наступает тишина, в которой слышны только крики сов.

Клиф в своей тесной клетке прослушал птичьи выступления с начала и до конца; кроме того, где-то рядом слышался крик маленькой антилопы дикдика, звавшего подругу, а еще ближе встревоженно вопили хохлатые ржанки, потом с шумом унесшиеся прочь. Клиф встревожился, сразу представив себе хищную черную тень, теперь едва различимую в сгустившейся тьме.

Совы мрачно гукали вокруг; он снова и снова вспоминал Майка Превальски, так что пришлось даже заставить себя думать о чем-то другом, абсолютно несущественном. Пистолет Саймона Мэнниона лежал, полностью заряженный и со взведенным курком, рядом с белевшим во тьме термосом. Кольт — отличное оружие в таком тесном пространстве, однако же нужен он скорее для моральной поддержки, ибо выстрел грозил сорвать весь их план; в своих расчетах Клиф даже не принимал пистолет во внимание, но тем не менее отчетливо сознавал, как хорошо, когда в темноте он лежит рядом. Радиопередатчик был гениальной идеей Пола; работал он отлично. Клиф надеялся, что эти звуки не отпугнут зверя; напротив, они, видимо, даже послужат дополнительной приманкой.