Налетевший ветер швырнул на лужайку первые капли дождя — откуда-то из тьмы; годовалые жеребята, играя, выбежали было на свет фонарика, взбрыкивая и подбрасывая копытами комья земли, но вдруг испуганно бросились врассыпную и метнулись назад, в загон, нервно всхрапывая и лягаясь. Каннингема охватила тревога; он внимательно смотрел на лошадей, озадаченный их поведением. Что-то их явно испугало, и явно не свет его фонарика, потому что чуть раньше они мирно стояли за оградой, когда он шел в конюшню. Он еще раз обвел лучом света лужайку, лошадей, и тут ему показалось, что какая-то темная тень мелькнула в воздухе и исчезла за деревянной оградой, перед которой лошади остановились как вкопанные, беспокойно вглядываясь в непроницаемую тьму — уши торчком, хвосты нервно подрагивают. Каннингем смотрел на них, пока они не успокоились и не начали снова беззаботно пастись. Он еще раз посветил фонариком вокруг и быстро пошел к дому. Оказавшись наконец в ярко освещенном холле, обнаружил, что запыхался и руки у него дрожат. Он быстро приготовил кофе и плеснул в стакан немного чистого виски, потом включил транзисторный приемник, чтобы послушать сводку погоды. Его беспокоил самолет Дафни. «Да это просто какая-то собака! — громко сказал он себе самому. — Ну конечно, это собака Миллера, черт бы ее побрал!» И решил утешить себя, представляя, как эта проклятая собака удирала от его рассерженных лошадей.
Будильник разбудил Тернера в пять утра, и он услышал стук дождя по рифленой железной крыше. С наслаждением пришлепнув ладонью трезвонивший будильник, он немного полежал на спине, прислушиваясь к тихой пульсирующей боли в тяжелой голове и испытывая облегчение оттого, что нет необходимости вылезать из постели. Ветра не было, и дождь падал с небес ровными мощными струями, которые конечно же уничтожат все оставшиеся следы и гончим придется тяжко.
Он глянул на часы и со вздохом сел. Потом включил электрический чайник и снова присел на краешек кровати, зажав виски большим и средним пальцами. Потом все-таки встал и полюбовался на себя в зеркальце для бритья. Он даже губы поджал, когда его голубые, налитые кровью глаза глянули на него из зеркала. Нос показался ему слишком длинным, а подбородок зарос отвратительной щетиной.
Что ж, пока этот черный людоед жив, идею заповедника для леопардов можно похоронить. Однако же у людей память короткая, и если проявить разумную осторожность, то в будущем идея эта, возможно, обретет новую жизнь. Жаль, что на этих гончих надежда плохая! Впрочем, их все равно не позволят держать здесь до бесконечности в ожидании единственного шанса. Отравить леопарда тоже вряд ли удастся, это совершенно очевидно, как и заманить в ловушку. Какую-то пользу могут принести его фотоустановки; битва будет наполовину выиграна, если удастся достаточно четко определить наиболее часто посещаемые этим зверем места в огромном, занимающем сотни квадратных километров лесном массиве, изрезанном ущельями и оврагами. Но чем больше он размышлял на сей счет, тем определеннее приходил к выводу, что вся эта затея почти наверняка будет просто потерей времени, тогда как история с леопардом быстро развивается и поимка зверя стала уже поистине «истерической необходимостью». Мартин Бота сообщал, что необычайно увеличился приток местных жителей, желающих заявить об исчезновении родственников или друзей. Сколько из них в действительности погибло из-за нападения хищников, догадаться невозможно — всем известно, как беспечно ведет себя большинство людей, — однако у Тернера больше не осталось сомнений: соседство черного леопарда смертельно опасно, куда опаснее, чем казалось ему прежде. Проанализировать собственное отношение к этому зверю ему было гораздо труднее. Спасая собственную жизнь или жизнь другого человека, он конечно же застрелил бы леопарда не задумываясь. Ну а если бы он увидел его с расстояния, скажем, метров в пятьдесят и находясь в безопасном укрытии? Что ж, возможно, тогда он не справился бы с искушением и помедлил еще секунду-другую, чтобы хоть немного полюбоваться столь редким животным. Интересно, а этот черный уже спаривался? Здорово, если да, ведь тогда есть надежда, что хотя бы один детеныш из помета тоже будет черным! А лично для Тернера лес без столь редкостного зверя безусловно стал бы беднее. А не сочувствует ли он часом этому черному людоеду? Да, это так, к чему лукавить. Ведь не по собственной злобе леопард убивает людей: во всем виновата цивилизация, в очередной раз пришедшая в столкновение с дикой природой, — ведь это человек, защищая свое имущество и благосостояние, и выдуманная человеком техника сделали леопарда калекой.
Читать дальше