Мария Поледнякова - Как вырвать киту коренной зуб

– С моим папой? – выкрикнул Вашек. Глаза у него округлились.

– Да нет. Ведь все мы вернулись домой.

– Мой папа был в ОСОБОЙ экспедиции. Он работал под ледником, – гордо сказал Вашек, откусывая нитку.

– Погоди, погоди… ты хочешь сказать, что он поехал туда с геологической экспедицией?

– Ну да.

– А когда это было?

– Когда я еще был вот такой маленький, – сказал Вашек и снова раскинул руки, как это делают рыбаки, когда хвастаются своим уловом. Только размеры уже заметно поубавились.

– Ты был вот такой маленький, – недоуменно повторил его жест Любош, – и помнишь, какие широкие плечи были у твоего папы?

– Да у меня есть фотография, – объяснил Вашек.

– Так ты своего папы никогда не видел? – осторожно спросил Любош, почувствовав, как забилось его сердце.

– Я же объяснил тебе, что я был ВОТ ТАКОЙ МАЛЕНЬКИЙ! – повысил голос Вашек – его разозлила такая непонятливость. И снова развел руки, но теперь уже совсем чуть-чуть.

– ТАКОЙ МАЛЕНЬКИЙ! – воскликнул Любош, потому что тоже начал терять терпение.

– Да. Когда был у мамы в животе!

Несколько секунд было тихо. Так тихо, что слышался треск поленьев в печи и подскакиванье крышки на кастрюльке, в которой закипала вода.

– Тебе восемь? – чуть слышно спросил Любош.

– Было. Скоро будет девять! – гордо провозгласил Вашек.

У Любоша потемнело в глазах. Он даже никак не мог сосчитать в уме и прибег к помощи пальцев. А когда коснулся девятого, замер.

– Ты родился в СЕНТЯБРЕ?

– Ого! Да ты ясновидец! – восхищенно завопил Вашек. – Пятого!

Он хотел что-то еще добавить, но не успел, увидев, как из рук Любоша чуть не выпала кастрюля, за которую тот только что ухватился, как он попятился и врезался головою в шест, поддерживавший веревку с бельем, как зачем-то направился к дверям и споткнулся о порог, так что вода из кастрюли фонтаном выплеснулась вверх.

Вашек чуть не лопнул от смеха.

Любош выскочил из домика прямо в тапках, побрел вдоль завалинки и остановился посреди двора у кучи сгребенного снега. Была ясная и морозная ночь. Он запрокинул голову, уставившись в звездное небо, потом поставил кастрюлю наземь и, плюхнувшись на колени, зарыл голову в снег.

В сенях зажегся свет, и через мгновенье на пороге возник Вашек. Подбежал к Любошу и схватил его за плечо.

– Ты что делаешь? – испуганно завопил он.

Любош высунул голову и громко отдышался:

– Да вот пробую, какой будет завтра снег!

Вашек понимающе кивнул, сделал два шага вперед и с размаху воткнул голову в обледеневший сугроб, так что хруст пошел. Любош схватил его за свитер и вытащил наружу.

– Не надо повторять за мной всякую глупость, – тихонько сказал он, смахивая хлопья снега у него с лица. Потом схватил Вашека на руки и с громким смехом унес в домик, в тепло.

Было еще совсем темно, когда Анна утром вышла из дома. Добравшись до вокзала, она в последнюю минуту вскочила в поезд. Все купе были заняты. Анна отыскала свободное место лишь в третьем вагоне. Только потом она узнала, что состав был заказан для учеников с автомобильного завода из Млада-Болеслава – те возвращались после десятидневного пребывания в Татрах. В Болеславе все они вышли, и вагон почти опустел.

Анна блаженно вытянула ноги и решила, что думать ни о чем не будет. Ее ожидали еще несколько дней с трудом отвоеванного отпуска, и она сделает все, чтобы их ничем не испортить. Всего один день отдыха на природе явно пошел на пользу Анне. Вчера в третьем действии ей удалась почти виртуозно целая серия пируэтов. Зал рукоплескал, а Боженка, тоже в стремительном темпе помогавшая Анне с переодеванием, то и дело справлялась, что это с ней сегодня такое, она прямо парит в воздухе. Бедняга Боженка, она никогда не жаловала Индржиха, и стоило ей узнать о их размолвке (они только неделю не разговаривали, а театр уже полнится сплетнями!) да услышать голос незнакомого мужчины по телефону – и Боженка воспряла духом. Анна улыбнулась. Открыла сумку и вытащила из салфетки тонкий ломтик черного хлеба с сыром.

Но в чем-то эта добрая душа была права.

Анна снова вспомнила последнее представление. Вчера она испытала уверенность в себе, радость от танца и еще что-то большее. Она не знала, как это назвать, но вся отдавалась движению, вся без остатка, а в то же время чувствовала, что откуда-то изнутри прибывают все новые и новые силы. Вот он, тот избыток энергии, который придает каждому движению истинную легкость. Индржих называл это «принципом айсберга». А если такую же вариацию гранде использовать в танце Фригии? Анна мысленно начала проигрывать пассажи из третьего действия. Фригия в разгар боя разыскивает Спартака, не подозревая, что он мертв. Тройная комбинация прыжков или, еще лучше, манеж – это могло быть впечатляюще. Нужно осторожно предложить Индржиху. Но лучше, если он додумается сам.