Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина

КНУДСЕН — ГРЕГОР — ЮДИТ

Около двух часов Кнудсен пришвартовал «Паулину» к буне со стороны моря на Лоцманском острове. Он точно знал все каменные перемычки; буна, находившаяся на уровне западной стороны рощицы, выдавалась в море настолько, что он мог спрятать за ней свое широкое, плоское судно почти целиком, до самого носа. Закрепив «Паулину» двумя канатами, обмотанными вокруг мощных камней — работа с якорем могла привлечь внимание людей на маяке, — он увидел моторную лодку таможенной полиции, выходящую из устья залива и взявшую курс норд-норд-вест. Кнудсен знал, что они патрулировали отрезок водного пространства на линии между Фемарном и Рерикским заливом; по другую сторону этой линии особой опасности не было, ему нужно прямехонько двигаться на север, к датским островам, Лолланду и Фальстеру, а затем под защитой датских территориальных вод он мог добраться до шведского берега и, держась ближе к земле, попасть в Скиллинг. С таким судном, как «Паулина», он может уже после обеда быть в Скиллинге, а на следующее утро вернуться в Рерик… Но его не будет две ночи и один день, и вернется он к тому же без рыбы, чему, разумеется, все удивятся; да ему очень повезет, если обойдется без пересудов. Было бы легче переправить идола в Фальстер, подумал Кнудсен, но по какой-то причине пастор желал, чтобы фигуру доставили в Швецию. Кнудсен плохо представлял себе, как с ним обойдутся в Дании, если он появится там с этой фигурой; наверняка примут его за вора, обчищающего церкви. Значит, не остается ничего другого, как везти фигуру главному пастору в Скиллинге, тот наверняка в курсе дела и не удивится моему появлению. Вот дерьмо, подумал Кнудсен, вся история сплошное дерьмо, и вдруг ему пришла в голову мысль: а возьму-ка я и выброшу эту штуку за борт, как только выйду подальше в море, это самое простое, а сам пойду за треской и завтра с горой рыбы вернусь домой, к Берте, и никто меня ни о чем не спросит, и я буду жить спокойно.

Он взобрался на буну и пошел по ней, пока не достиг берега; это был каменистый берег, с проплешинами песка среди грубой гальки. Рощица казалась темной на фоне неба. Кнудсен знал, что это не настоящий лес, а всего лишь огороженный лесной заповедник, состоящий из низеньких молодых сосенок. Через регулярные промежутки времени над ними мелькал свет маяка, но он не охватывал их, а лишь бегло касался и сразу уходил дальше на запад к побережью полуострова. Кнудсен хорошо выбрал место. Он сел на камень, вытащил трубку и раскурил ее, да так, что его фигура скрывала вспыхнувший огонек спички от маяка. Он принялся ждать. Кнудсен вдруг почувствовал себя очень хорошо, он ощущал, как его покидает тревожная забота, и объяснялось это решением, которое все больше укоренялось в нем; это простая и практичная идея, подумал он, я, видно, совсем спятил, что не подумал об этом раньше. И это даже не предательство, сказал он себе, потому что фигуру — он даже мысленно не называл ее больше «идолом» — следовало лишь спасти от этих, и если тихо утопить ее где-нибудь в Балтийском море, то она как раз и будет от них спасена. Балтийское море — дело чистое. К тому же он мог запомнить место, где потопит фигуру; и возможно, когда-нибудь, когда этих уже не будет, ее удастся вытащить. Ему надо выбрать не слишком глубокое место, доступное для водолазов. Если же эти останутся навсегда — а Кнудсен уже не представлял мир без них, — то, по существу, будет все равно, где окажется этот кусок дерева в Конце Света: в церкви или на дне моря. Тоскливое беспокойство, охватившее Кнудсена, ушло, пока он сидел и курил, размышляя о судьбе деревянного изваяния. Он почта забыл свою неприязнь к Грегору, когда подумал о том, как легко он выскочит из всей этой затеи.

Море перед ним было темным. Таможенный катер давно исчез, и не было видно ни одного фонаря на рыбачьей лодке. Ветер с силой гнал волны к берегу, где они, после сильного удара, разбивались; но Кнудсен чувствовал, что буря ослабевает; уже теперь промежутки тишины между порывами ветра становились все более продолжительными. Зато небо постепенно затягивалось почти сплошной пеленой облаков.

Кнудсен встал, сунул трубку в карман и обернулся, услышав какие-то звуки. Он увидел группу людей, направляющуюся вдоль опушки леса к нему: сначала юнгу, потом Грегора, а за ним женщину; еще прежде, чем Кнудсен осознал собственное изумление, они уже были возле него.

— Халло, — сказал Грегор, — на тебя можно положиться.