Мирко Благович - Потомки духовных руин (СИ)

Кто тебя любит так же сильно, как Олюшка, Славунька, мамочка? Не за пятьсот долларов, не за премию к заработной плате, не за повышение по службе, а просто так? Кто, говори давай! Кто, эти готовые облобызать тебя с головы до ног – плати только, блудницы Гали, Кати, Мани, Светы, что ли? Кто тебя любит, как любил твой отец? Не твои долларовые гугглы на счетах, не твои связи, не твою напыщенность и лоск? Не твой серебристый лимузин. Не твои коммерческие банки и металлосвалки. Тебя. Тебя самого кто так любит? Вот видишь, и тут молчишь.

– Короче! – нервно перебил другой голосок. – Чё те надо? Во прицепился. Одолел совсем.

– Мне просто хотелось бы, чтобы ты подумал о другом. Не о своей дражайшей пшеничке в трюмах сухогрузов. Не о металлопрокате и не о долларах на валютных счетах…

– Интереснее тему подкинешь?.. – перебив, съехидничал мерзкий звук.

Справедливый голосок выдержал паузу и болезненным ударом под сердце выдал последний аргумент. Такое я хотел бы услышать меньше всего.

– Вспомни хотя бы о том, как ты был маленьким и встречал в деревне Рождество. Как любовался ночным величественным небом. Петьку Рябого помнишь? Прохора? Саньку-малого? Мишку? Андрейку? Егорку? Тётушку Марью, дядьку Василя? Помнишь, как бегал с друзьями на колядки, разносил по соседям кутью? Был рад крошечной конфетке, малюсенькой печенюшке, простой человеческой улыбке. Вспомни, как маленький совсем, ты носился вприпрыжку по морским волнам. Вспомни, как папка катал тебя на санках. Вспомни себя. Обратись к своему сердцу, к своему прошлому. Вспомни, ты же сын! Отдай последнюю дань отцу. Остепенись. Обогрей семью. Поддержи маму. Славуню. Ольгу поддержи. Они сейчас так сильно нуждаются в тебе!

Подленький голос-партнёр не сдавался.

– О каких конфетах ты мне бурчишь? О каких волнах? Самые лучшие конфеты – это дорогая закуска в элитных кабаках. Самые лучшие санки – это комфортабельный бронированный лимузин. А самые лучшие волны – это гребни из долларовых купюр в хранилищах подконтрольных банков…

Голоса смолкли. Наступила тишина. Долгая тишина. Пронимающая до пят. Молчал и я.

– Я не верю…, – тоскливо заметил вдруг внезапно ставший тихим голосок. – Не верю, что потерял тебя окончательно. – И, вздохнув, добавил: – Но что-то мне подсказывает, что это именно так. Не слышишь ты меня… совсем не слышишь. Иные речи тебе милее. Ладно. Коль уж так закрутилось… Извини, что отвлекаю. Бери в руки золотое перо, пододвигай поближе бланки документов. Открывай свой бриллиантовый ноутбук. Работай. Дела ждут. – Иронизируя, грустный голосок поставил точку:

– В натуре…

И опять наступила тишина. Немой вакуум.

Я мотнул головой. «Парни, я тут не мешаю вашей перебранке?» И глубоко задумался. «Надо хотя бы недельку выкроить, в отпуск сгонять. Совсем дошёл до ручки. Голоса мерещиться стали. Сам с собой бакланить начал!»

Я вздохнул, грузно поднялся из-за стола. Прошёл к окну. Ах да… Отца не стало… Едва заметно, я покачнулся. Ухватился руками за подоконник. Ком к горлу подступил. Колючий, невкусный ком. Подступил… и пропал!

Прокашлявшись, я включил селекторную связь и выдал манагерам несколько распоряжений. Другой кнопкой связался с гаражом, приказал подготовить лимузин и охрану к выезду через пятнадцать минут. Следом свистнул своего первого зама. Он у меня, в конце концов, главный огурец по внешним торговым связям. Вот пускай и принимает иорданцев, коль контракт сопровождать вызвался, руку тянул. Потягает из денька два-три по всяким там казино, стрип-барам, кабакам, баням. Достопримечательности местные покажет. Пока я дела свои горестные решаю.

Не сотрётся.

Парламентарий

Хочется прибарахлить себе личный самолёт. Точнее, покупать самолёт я, блин, вынужден, по-любасу! Для скорости перемещения он, конечно, тоже пригодится, тут базару ноль. Но в первую очередь лайнер мне нужен для солидности. Пускай футляры вокруг шушукаются, завидуют, обсуждают, угадывают величину моего состояния. Бесятся. А я в это время буду потихонечку брать их в оборот. Давить, как клопов. Подчинять и ставить в зависимость. Пускай не забывают: новую силу нужно уважать. И бояться. Такие покорные рычажки мне пригодятся уже в ближайшем будущем.

Эх, придётся, наверное, лямов эдак на тридцать-сорок зелёных полинять. И ещё лямов шесть на выборы. А чё делать? Твёрдой поступью я иду во власть. Да-да, в ту самую. Верховную. Валю избираться в Совет народных депутатов, круче которого не бывает. (Считай, я уже там!) Единая триада имущества, положения и связей – вещь для такого уровня информативная и определяющая. Съёмные хаты, затёртые номера гостиниц, дешёвые тачки по двадцатке зелени – такая шелупонистая галиматья годится для депутатов-бомжей. А вот если у меня зарисуется личный воздушный лайнер, это однако! Нужные штемпы сразу килишнут, что за последнее бабло самолёты себе не прикоцывают. Сразу по-другому смотреть начнут. Это я раньше был невзрачным холмиком в областной подворотне, глянешь – и не заметишь. А нынче я – Гималаи! Подзаборной депутатской голытьбы вон сколько – треть парламента в столовке на нижнем этаже сидит, блины со сметаной трескает. А сильные мира сего любят общаться с чувачка́ми, равными по рангу и принципам. Точнее, чем круче ранг и меньше принципов – тем и плотнее связи. Во! И здесь – хоп-па, вот он я, тут как тут, крутой баклажан! Так-то.