Мирко Благович - Запрограммированная планета (СИ)

Вытащив визжащую тушу на несколько метроввглубь двора, взрослые скопом набрасывались на жертву. Чтобы резчик мог нанести решающий удар, кабана нужно было как можно ловчее покрутить и обездвижить. Что тут начиналось! Хлёсткие матюки трезвого, и оттого злющего дядиГриши приправлялись сочной руганьювступивших в жестокую схватку кумовьёв. Дедусь с бабулей, разгорячённые боем, плясали окрест бьющейся туши и хватали хряка за бока. Дядя Вова с тётей Ниной, уцепившись в поросячьи ляжки, тоже наваливались на щетинистую хрюкающую массу.Кого-то хряк лягал копытом, кому-то больно придавливал руку или ногу, кому-то тыкался сопливым пятаком в лицо. От прижатых и прибитых рук и ног действо становилось ещё более визгливым и сквернословным.

Катаясь по двору вибрирующим разношерстным клубком, родня голосила что есть мочи:

–Ой, мамонькориднэсэнька, ой-ёй, боляче!Ты дывы, лягнула, тварюка така! – скороговоркой причиталатётушка Нина.

–Трымай мицнише, зар-р-разу! –рычал откуда-то сверху разящий бас трезвого дяди Гриши. – Збижыть, гад!

–Вин, падлюка, мэнэу пыку копытом ткнув, – верещал кум Мыкола куму Мирону. – Ох, Миро-о-онушка, прямисынько у пыку! О-о-ох! У самисыньку пыку, бусурманище… у самисыньку пыку!

– А ты пятак йому заламуй, пятак! Нужбо! – возбуждённо постанывал дядько Мирон. – А-а-ах, бисова гыдота! Шыбы його кулаком по вухам, Мыкола! Осё так: гэп, гэп!

– Трымай мазурика! Трыма-а-айййй!!! Збижыть, гад, потим нэ ущучьмо! – хлопотно покудахтывал сбоку дедусь Иван.

Чувствуя близкую погибель и осознавая, что свежесъеденный помойный ланч переварить уже не получится, свинюка отчаянно крутилась, брыкалась и визжала как резаная. В прямом смысле. Верещание поросятины, глухая возня, сочный деревенский мат, вопли и причитания, дельные советы и кровожадные рекомендации, и снова маты-перематы сливались в разноголосую бранную какофонию. Изрядно уставшие, помятые ивзмыленные, щедро вывалянные в глине, соломе и птичьемпомёте, взрослые медленно, но уверенносклоняличашу весов в свою сторону. Мы, детвора, испуганно округлив глаза и раскрыв рты, наблюдали за сражением из-за угла хаты. Хряк, тоже уставший, охрипший и грязный, понемногу сдавал оборонительные позиции.Ещё бы, мошенничество – семеро на одного. И вот,свистит решающий удар! Острая спица мягко заходит в бьющуюся тушу. Кабанчик сразу же как-то обмякает, становится покорным и безразличным. Это победа.Для людей, конечно. И конец – для хрюшки.

Чтобы сохранить побольше крови на кровяную колбасу, дедушка быстренько вставлял в ранутряпочный чопик (по-деревенски – квач). Тётушка Нина с мамой и бабулей торопливо догревалина печи цинковые вёдра с водой, наполняли ваганы(длинные жестяные корыта) и готовилиськ обработке дурно пахнущей мертвечины.

Мы со Славуней и соседской пацанвойв это время нетерпеливо толкалисьна подворье и ожидали для себя самого интересного – когда принесут паяльную лампу, заправят её бензином, подкачают в резервуар воздух иначнут обсмаливать свежеубиенную свинюшку.

Помню, во время осмаливания к туше стягивались все соседские мужики. Это тоже был один из ритуалов. Соседям нужно было осмотреть добычу, похвалить хозяев за ловкий откорм, соизмерить выход мяса, ну и конечно же на халяву посмаковать трофей. Во всех дворах «осмотр» проходил одинаково. Когда собиралось шесть – семь человек, забойщик брал длинный острый нож и отчекрыживал у туши обгоревшие уши и хвостик-выкрутас. Хозяин расставлял на табуретке добрые двухсотграммовые чарки и наполнял их домашней горилкой – терпко пахнущим мутным самогоном. Кабанячьи уши и хвост разделывались кусочками на газетке. Туда же на газетку нарезался ломтями хлеб, дольками лук и чеснок, колечками – солёные огурцы. Рядом водружался пузатый деревянный жбан с квашеной хрустящей капустой в рассоле. Это была закуска. Распив литровочку-другую и закусив обгоревшими хрящами, мужики брали изогнутые ножи, облачались в клеёнчатые фартуки и принимались за разделку туши.

Это был не самый приятный момент. Хряк распарывался острым разделочным ножом от шеи до паха. Вонючие дымящиеся внутренности мужики сгребали руками и вываливали в объёмное корыто. Кровь вычёрпывали из поросячьего нутра вместительными алюминиевыми кружками (кухлями) и сливали в большую кастрюлю. Пролившаяся на землю кровь собиралась в небольшие лужицы-пятна и страшно воняла. Алые, с чернинкой, кровяные пятнышки пачкали весь двор и противно липли к ботинкам.