Ксения Спынь - Дальний свет

Феликс просочился за их стульями, присел на парту позади. Тронул волосы Китти, убранные, как всегда, в высокий хвост.

— Можно?

Китти стянула резинку:

— Только не дёргай.

Волосы у неё были мягкие и как будто перетекающие, как непрозрачная чёрная вода. Заплетать в них косички можно было бесконечно. Феликс успел закончить три и заплетал четвёртую, когда дверь всё же открылась.

Девушка, ведшая у них сегодня, сама недавняя выпускница, была немногим их старше и слегка походила на цирковую обезьянку. Посчитав, видимо, своим долгом немедленно обнадёжить их, она подняла обе руки:

— Так, говорю сразу: ничего страшного. Расформировывать никого не будут.

Все затихли и как один развернулись к ней в ожидании подробностей.

Та села за свой стол и уже спокойнее продолжила:

— Если коротко, просто придут с частными проверками — в деканат, может, ещё куда-то… Будут, так сказать, выявлять неблагонадёжные элементы, — она искренне улыбнулась шутке. — И если что, с ними разбираться отдельно. Вы же к таковым не относитесь, правильно я понимаю?

— Неблагонадёжные элементы? — язвительно протянул Феликс.

— Ну я же попросила не дёргать, — Китти плавно вывернулась. — А что именно будут проверять, не знаете, если не секрет?

Та несколько потерялась:

— Нуу… всякие формальные документы, как я понимаю. Разные справки… или вот грамоты, которые давали в ноябре. Их ведь все отдали сразу, да?

Феликс уверенно кивнул, переглянулся с Рамишевым и Пурпоровым (лица их довольно плохо скрывали отчаяние), повернулся к Уле — но тот держался так, будто его всё это не касалось.

Долбанный День демократии, назначенный Чексиным и возведённый Нонине в ранг праздника абсурда с торжественным шествием-принудиловкой… Кто бы сказал тогда, что цветастые грамотки с печатями, что выдавали студентам-участникам, понадобятся кому-то теперь, спустя почти полгода. (А всё-таки, вспомнил он, это было классно — объявить протест и гордо отвергнуть всеобщий балаган).

А вообще говоря, он влип. И ладно бы только он — что ещё туда-сюда — но вместе и все те, кто пошли за ним (вернее, как раз никуда не пошли). А это уже отдавало катастрофой.

Китти он нашёл в коридоре возле окна, на большом перерыве.

— Слушай, — Феликс придвинулся к ней без предисловий, — а эти грамоты правда хранятся в деканате?

— Насколько мне известно, да, — ответ на заданный вопрос, ни словом больше.

— А если, например, отпечатать где-нибудь такие бумажки, подписать и принести, как думаешь, поймут, что фальшивка?

— Если бы сразу, скорее всего, никто бы не обратил внимания. Принесёшь сейчас — конечно, придерутся и найдут сто отличий.

Это было ожидаемо — сам Феликс предполагал то же.

— А если грамоты будут? — торопясь, продолжил он. — Ты же смогла бы их подкинуть к остальным? Как будто они там и были?

— Ничего план, — Китти обрисовала взглядом круг. — Непонятно только, почему я.

— Тебе же это легче лёгкого.

— Ну, не сказать, чтоб настолько легче… — протянула она, отходя несколько дальше по коридору. Феликс неотрывно следовал рядом. — В деканат меня, положим, пустят, но там всегда кто-то есть. А в открытую копаться в бумагах… Не думаю, что на это посмотрят сквозь пальцы.

— Да ладно! Тебя там все любят, и вообще, ты гений мимикрии.

Китти остановилась в нарочитом удивлении:

— Как интересно. То есть, когда я иду со всеми на ноябрьское шествие, это трусость и приспособленчество, теперь же я вдруг становлюсь гением мимикрии. Вы отлично играете словами, господин Шержведичев, — губы чуть заметно дрогнули в усмешке, но Китти уже отвернулась и пошла дальше. — Знаешь, вылететь из-за того, что кому-то приспичило побунтовать не вовремя… Тоже не хочется.

Феликс собирался было сказать всё, что о ней думает и гордо удалиться, но уже отдёрнувшись и отойдя на несколько шагов, понял, что искать помощи ему больше не у кого.

— Ну ладно, ладно, — он резко развернулся на ходу, вернулся к Китти. — Чего ты хочешь?

Она остановилась, взглянула наконец прямо и серьёзно.

— Чтоб ты извинился.

— За разговор полугодичной давности?

— Да.

— И это всё?

— Да. Это всё.

— Ну… — он пожал плечами. — Ну ладно, извини.

Китти продолжала изучать его любопытствующим взглядом.

— Что? Не засчитывается?

Она промолчала.

— Китти! — не выдержал Феликс. — Ну в самом деле! Да, виноват, был неправ, была эта демонстрация, захотелось выпендриться… Да, сказал фигню. Я не думал, что тебя это заденет. Извини, пожалуйста, — Китти не думала прерывать его. — Слушай, тебе это на бумажке написать, чтоб ты могла перечитывать ночами?