Эдна Энни Пру - Грехи аккордеона

Женщина пожала плечами и ткнула большим пальцем в аккордеоны. Если он хочет посмотреть аккордеоны, то к чему эти песни с плясками? Он задумал какую-то выходку, уж она-то знает.

– Можно посмотреть вон тот, зеленый? Наверху. – На самой верхней полке и никак иначе. Она раздвинула перекладины приставной лестницы, взобралась наверх, поглядывая из-под руки на случай, если этот пройдоха что-нибудь выкинет. Но его глаза следили за аккордеоном, а не за кассой с деньгами. Может и не врет, кто его знает. Она спустилась с лестницы и поставила аккордеон на прилавок. А пыли-то. Он и сам не знал, зачем ему понадобился именно этот инструмент; аккордеон был кнопочный, а не клавишный. Из них всех на этой чертовой штуке могла играть только Соня, да и то чуть-чуть. Ее папаша сходил с ума по таким кнопочным ящикам, она сама с них начинала. Джо осмотрел его: старый, слишком старый и слишком маленький. Кожаные меха еще очень гибкие, несмотря на слой пыли. Он взял инструмент в руки и сыграл пару аккордов, затем поставил обратно на прилавок и окинул взглядом полки, уставленные мелодионами, каджунскими диатониками с открытыми клапанами, большими квадратными «Хемницерами», английскими концертинами, маленькими одноголосыми бандоньонами, электроклавишниками, югославскими melodijas, пластмассовыми аккордеонами, китайскими mudan, был даже «баян» из России, две пакистанские гармонии и ряд за рядом: «Бастари», «Кастиглионы», «Сопрани», «Хенеры – черные кнопки» – господи, можно подумать вся американская эмиграция притащила свои аккордеоны в этот ломбард – на потрескавшемся лаке, целлулоиде и деревяшках закручивались хромированные итальянские имена: «Коломбо», «Италотон», «Сонда», «Ренелли», «Дюралюмин» в форме арфы, – кто на нем будет играть? – большой хроматик с кучей кнопок в пять ярусов, сдохнешь, пока выучишь, а над всем этим одинокий «Бассетти», вроде того, на котором парень по имени Леон Саш [294]играл джаз – и Баха, Баха он тоже играл, с таким аккордеоном можно.

– Дайте мне посмотреть «Коломбо», полечную модель, вон тот, черный, как раз на таких мы играем, на клавишниках. Этот кнопочник положите обратно – я подумал, это тоже клавишник, незаметно в тени. – Женщина принесла ему большой «Коломбо». На полке стояло пять или шесть таких же. Он перепробовал их все, один за другим, у каждого имелся дефект, западающие клавиши или плохие язычки, меха пропускали воздух или казались слишком тугими. Была еще полечная модель «Гуррини» со словенской настройкой, но ему не понравилось. Наконец он остановился на трех вариантах. На этих они, пожалуй, сыграют, он гнал от себя мысль, что победить с такими инструментами будет тяжеловато. Быстро прострекотал «Польку-мядяки», продемонстрировав их фирменный стиль: дикий кабацкий минор, варварское напряжение, из-за которого казалось, что еще секунда, и он потеряет контроль над собственными звуками – никто больше так не умел, и это сводило танцоров с ума. Он посмотрел на женщину, чтобы оценить реакцию – вид у той был удивленный, но кислый. Джо осклабился, источая обаяние.

– Похоже, вы и впрямь играете, – сказала она.

Теперь, чтобы обтяпать с этой старой сукой дельце, оставалось лишь разжалобить ее подходящей историей.

Когда он вернулся, дети спали – Флори в кровати, Арти в магазинной каталке – а Соня, склонившись над зеркалом, крупными мазками наносила на лицо косметику; из-под халата торчали босые ноги. Идеально выглаженные костюмы висели на двери.

– Нашел, – объявил он, шлепая ее по заднице. – Еще только шесть часов. – Он достал из кармана пинту виски и с громким щелчком открыл пробку. – Выпьешь?

– Ага. Хорошие? – Она разглядывала инструменты. Большие черные ящики совсем не подходили к их костюмам. Она взяла в руки один из «Коломбо» и чуть-чуть поиграла – вступительные аккорды к их прежнему новоэтническому номеру, который они уже давно не исполняли, – «Дингус пьет целый день»; музыка там постепенно становилась все свободнее и глуповатее, Джо, поставив стакан с остатками пива, изображал пантомиму, затем стегал ее по ногам воображаемой ивовой розгой, она подпрыгивала, не выпуская аккордеона из рук и встряхивая как следует меха. Тон получался не слишком живой, да и прыгать с таким тяжелым инструментом было трудновато. Но они все равно забросили этот номер из-за сложной смеси путаных ритмов и знакомых мелодий. Джо был уверен, что дуэтам, если они действительно хотят побеждать, лучше держаться подальше от экзотики, зрителям нужны знакомые и удобные мелодии, быстрые, с кучей трюков: «Любава», «Ай да мы», «Удивительное время», «Мой милый малыш». Соня вспоминала свой потерянный инструмент: деки из норвежской ели, язычки ручной работы, на решетках вырезаны их имена.