Мэрилин Робинсон - Галаад

С другой стороны, будучи человеком пожилым, который на пару лет старше его отца, несмотря на относительную бодрость, я чувствую, что имею право не поддаваться на такие провокации. Если цель состояла в том, чтобы разозлить меня, то я уже разозлился, пока писал эти строки. Мое сердце задумало что-то, что волнует все мое тело. Я должен пойти помолиться. Интересно, что он знает о моем сердце?

Ну, разумеется, он должен многое знать о моем сердце, поскольку твоя мама привлекла его к помощи при переносе моего кабинета вниз.

Когда я молюсь об этом, мне вспоминается печаль, которую я вижу в нем. Его следует простить уже хотя бы за эти странные муки.

Когда вы трое вернулись, а это случилось довольно быстро, все пошло на лад. Глори сначала, похоже, немного удивилась, обнаружив Джека у нас, зато твоя мама обрадовалось, увидев его, как и всегда, полагаю.

Тебе понравился фильм. Тобиасу не разрешают ходить в кино, так что ты принес ему почти половину своего пакета с попкорном, и я подумал, это довольно мило с твоей стороны. Интересно, а следует ли тебе ходить в кино? Раз уж в доме есть телевизор, не вижу смысла запрещать кино. Разумеется, Тобиасу и телевизор смотреть не дают. Твоя мама пообещала его матери, что мы проследим за тем, чтобы телевизор в его присутствии не включался, когда он приходит в гости, а это случается достаточно часто, для того чтобы ты успел соскучиться по своим мультяшкам. Ты не самый общительный мальчик на свете, и я побаиваюсь, что при выборе между Тобиасом и телевизором твой лучший друг останется в одиночестве. Он и так проводит в ожидании на веранде больше времени, чем следовало бы. Временами ты казался нам одиноким, и тут появляется Тобиас – достойный паренек, ответ Господа на все наши молитвы, а ты заставляешь его ждать на веранде, пока не закончится какой-нибудь мультфильм. Но в последнее время я не очень настроен на запреты. Отец Т. еще молод. Он проведет со своими мальчиками еще долгие годы, если Господь будет милостив.

Что ж, вы трое пришли с довольным видом и запахом попкорна, и я испытал такое облегчение, что и передать не могу. Поговорив немного с твоей матерью, Глори помогла Боутону дойти до машины и увезла его домой, в единственное место, где он еще чувствовал себя комфортно. И там они приготовили ужин для всех нас. Ты отправился на поиски Тобиаса, надеясь засорить его строгий лютеранский разум чепухой о вооруженных бандитах и федеральных маршалах. А я сидел там за столом с Джеком Боутоном, который не проронил ни слова. Он еще немного раздумывал перед уходом. На ужин дома у отца он не явился, и никто ничего не сказал, но я знаю, что всех это беспокоило. Твоя мама и Глори прогулялись, когда убрали со стола, чтобы насладиться вечером, как они сказали. Вернувшись, они рассказали, что видели Джека, и он сообщил им, что придет домой позже. По их виду я понял, что они обнаружили его в баре. Подробностей они не раскрыли, да Боутон и не спрашивал.

У Джека Боутона есть жена и ребенок.

Он показал мне их фотографию – разрешил поглядеть всего полминуты, а потом убрал ее. Я немного растерялся, он, должно быть, этого ожидал, но я все равно понял, что ему стоило больших усилий не оскорбиться. Видишь ли, его жена – из цветных. Это действительно удивило меня.

Вчера утром я сидел у себя в кабинете в церкви, просматривал какие-то старые бумаги и думал, что отложу самые интересные, которые пойдут в настоящие архивы, а не в мусорный бак. Все помещение заставлено ящиками с документами, журнальными статьями, листовками и счетами за коммунальные услуги. Похоже, я никогда в жизни ничего не выбрасывал. Боюсь, новому священнику не хватит терпения все это разобрать, и в этом, несомненно, буду виноват я.

Что ж, я сидел там, ощущая, что покрываюсь пылью и паутиной, и испытывая тягостную печаль. И, должен сказать, боялся, что кто-то отвлечет меня, потому что я и так с трудом заставил себя заняться этим. Я еще получаса там не провел, а уже устал.

И тут пришел Джек Боутон, снова в костюме и при галстуке и снова опрятный и чисто выбритый. Но вид, несмотря на все это, у него был немного потрепанный, а в глазах читалась усталость, благослови его Бог. Мне стало любопытно, зачем он пришел, при этом чувство любопытства пересиливало радость от его присутствия, это я признаю. Я не мог поговорить с ним должным образом, поскольку лицо и руки у меня были перепачканы, так что я извинился и пошел умыться. Когда я вернулся, он все еще стоял у двери: я забыл предложить ему присесть – он так и стоял. Он был довольно бледен, и я устыдился собственной невнимательности. Но он так боится непреднамеренно оскорбить человека, что соблюдает правила поведения, которые многие люди забывают, едва услышав о них. В итоге это выглядит так, словно он хочет пристыдить тебя. Мне уже приходилось испытывать подобные ощущения, по меньшей мере, хотя я знаю, что в моем отношении такие обвинения были бы несправедливы.