Мэрилин Робинсон - Галаад

Они действительно выкопали пологую канаву и смогли вывести лошадь, так что план сработал. Но потом столкнулись с другой проблемой: от тоннеля оказалось не так-то просто избавиться. Они приложили массу усилий, когда прокладывали его, разбрасывая землю по всей округе, чтобы скрыть следы рытья, и, разумеется, невозможно было повернуть вспять этот процесс. В то время как они прокладывали тоннель неторопливо и в атмосфере секретности, закопать его требовалось открыто и быстро. Яма осыпалась по краям, земля проваливалась, и дыра расширялась с каждым днем. (Сарай предусмотрительно унесли, поскольку сарай в дыре посреди дороги выглядит не менее подозрительно, чем лошадь.) Быстрее всего было бы разрушить тоннель и заполнить его сверху, но тропинка, которую он образовывал, ведущая от конюшни к магазину, сразу же стала бы заметной и навеки осталась там. Поэтому они выбрали холм, который собирались сровнять с землей, и днем и ночью принялись возить на тележках почву к тоннелю. А на крышу галантерейного магазина посадили дозорного, который должен был оповещать о прибытии чужаков. А если бы их спросили, чем они занимаются, они заявили бы, что строят ступенчатые террасы, как в одной книге местного проповедника с иллюстрациями, где рассказывалось об обычаях народов Востока. Полагаю, в таких обстоятельствах ничего лучше и придумать было нельзя.

Эти люди привыкли к тяжелой работе, но на самом деле было невозможно перетащить землю с одного места на другое и утрамбовать так плотно, как это веками делали дождь, снег и жара со времен сотворения мира. Поэтому, несмотря на все усилия, которые они предприняли, чтобы свести на нет свои труды, предпринятые раньше, с первым сильным дождем дорога просела по всей длине тоннеля, который под ней находился. Потом они принялись сыпать землю сверху, поскольку выбора у них не оставалось и терять им было нечего. И все равно она проседала, как только шел дождь.

Когда, наконец, наступила зима и ударил сильный мороз со снегом, они собрали пару зданий, которые у них были, поставили их на дощатый настил, запрягли лошадей и перевезли все селение на милю вперед по дороге. Им пришлось забрать и надгробия, чтобы никто не догадался, где находился город. Это навевало тоску, но надгробий было всего три или четыре. Тоннель превратился в нечто вроде русла реки, весной там образовывался ручей с милыми зелеными берегами и цветами, которые разрослись повсюду, рассеявшись из старых садов. Люди, которые ничего лучше в жизни не видели, устраивали рядом пикники: стелили одеяла, расставляли корзины на бедных забытых могилах и радовались, что вполне понятно, если вспомнить всю историю с самого начала.

Вы с Тобиасом прыгаете вокруг разбрызгивателя для полива газона. Разбрызгиватель – потрясающее изобретение, потому что разбрасывает дождевые капли в лучах солнечного света. Это явление встречается в природе, но довольно редко. Учась в семинарии, я иногда наблюдал за крещением в реке. Это было нечто: проповедник поднимал того, кого крестили, над водой, и вода лилась с его одежды и волос. Это воистину походило на рождение или воскрешение. Для нас вода лишь придает возвышенность прикосновению руки пастора к милой кости лба – нечто вроде электрического разряда. Мне всегда нравилось крестить людей, хотя порой хотелось бы, чтобы в этом процессе было больше всплесков и бульканья. Что ж, вы двое танцевали в маленькой радужной дымке, улюлюкая и топая, как должны делать нормальные люди, сталкиваясь с такой чудесной субстанцией, как вода.

В те дни, когда Эдвард вернулся из Германии, я так много думал о нем, что периодически сбегал в гостиницу повидаться с ним. Однажды я захватил с собой бейсбольный мяч, перчатку и перчатку отца, и мы пошли в переулок и немного поиграли. Сначала брат старался беречь одежду. Он заявил, что уже много лет не видел бейсбольных матчей. Но, разогревшись, повел весьма агрессивную игру. Он запустил мяч с такой силой, что, поймав его, я ощутил боль. А когда я воскликнул: «Ай!» – он с удовлетворением рассмеялся, ибо это означало: он вернул себе удар. Правда, мне было бы не так больно, если бы я готовился принять мощный удар, но такой силы я не ожидал. И тогда мы стали играть по-настоящему. Я сделал высокий бросок, а он прыгнул за мячом и красиво поймал его. К тому моменту он уже был в рубашке с расстегнутым воротом, а подтяжки болтались по бокам. Прохожие останавливались и смотрели на нас. Это была маленькая пыльная улочка, стоял жаркий день, а мы метали флаи и граундеры. Эдвард попросил у одной девочки стакан воды. Она поднесла каждому по стакану. Я свой выпил, а он вылил воду себе на голову, и она полилась с его огромных усов, как дождь с крыши.