Иэн Бэнкс - Умм, или Исида среди Неспасенных

На вокзал в Стерлинге мы прибыли за двадцать минут до отправления эдинбургского поезда; по словам дядюшки Мо, этого времени, даже с учетом поиска нужной платформы, аккурат хватало на посещение буфета, чтобы для поднятия духа принять добрый стаканчик водки с содовой, причем не варварски, единым махом, а цивилизованно, с расстановкой, да так, чтобы не давиться последним глотком и не мчаться как угорелому на перрон. Не желая упускать такой случай, он предложил мне составить ему компанию; впрочем, даже по его понятиям время было очень уж раннее, тем более что он теперь изменил свой образ жизни. Я дала согласие на стакан сока и бутерброд.

Дядя Мо признал водку весьма качественной, особенно для привокзального буфета, и заглотил ее, как воду. Заказал еще.

– Куй железо, пока горячо, Исида, – приговаривал он, расплачиваясь с буфетчицей. – Что в охотку, то и хорошо. Лови момент!

Схватив стакан, дядюшка продегустировал вторую порцию. Качество и на этот раз оказалось превосходным.

Я быстро умяла бутерброд, а сок пила маленькими глоточками, чтобы растянуть удовольствие. Дядя Мо ухитрился влить в себя еще один стакан водки с содовой, и тут объявили посадку; мы выскочили из буфета и как угорелые помчались на перрон. Билет был куплен у проводника, прямо в вагоне. Причем, как ни странно, на одно лицо. Я не преминула указать на это дядюшке.

Он заегозил:

– Деньги дал твой брат. Обещал позднее выслать средства на обратный билет и присовокупить некоторую сумму на твое проживание.

Я молча кивнула, чтобы закрыть эту тему.

На пути от Стерлинга до Эдинбурга спиртное должны были продавать вразнос – дядя Мо навел справки у пассажиров. Некоторое время он беспокойно ерзал, то и дело поворачиваясь в сторону прохода, а потом заявил, что ему нужно в туалет. Вернулся он с четырьмя шкаликами джина, небольшой бутылкой тоника и миниатюрной баночкой апельсинового сока.

– Наткнулся на официанта с тележкой, – объяснил дядя, опуская запасы на столик и вручая мне апельсиновый сок. – Водки не было, можешь себе представить?

– Угу, – сказала я.

И начала пересматривать свои планы.

К моменту прибытия на вокзал Уэйверли дядя Мо расправился со всеми четырьмя шкаликами джина, удостоив их лишь бегло-презрительного взгляда; большего они, видимо, не заслуживали – не водка же, право слово. Нельзя сказать, что он упился в стельку, хотя у него слегка заплетался язык, а монологи, которые даже в лучшие времена бывали витиеватыми и невразумительными, быстро утрачивали связность.

До пересадки оставалось полчаса; вполне естественно было скрасить ожидание в буфете. Как и следовало ожидать, дядя Мо сорвался с катушек: в течение тридцати минут он приговорил немереное количество водки, не считая дюжины шкаликов, слитых прямиком в карманную фляжку (в обход запрета на вынос спиртного).

Выйдя из буфета, я заглянула в справочное бюро и взяла расписание поездов в направлении восточного побережья; в конце концов мы заняли свои места в вагоне, чтобы ехать в Йорк. Поначалу я собиралась сесть в поезд вместе с дядей Мо, а перед самым отправлением наврать, будто мне нужно в туалет или в вагон-ресторан, и слинять. Я намеренно положила дорожный мешок на багажную полку в дальнем конце вагона, у выхода, и, чтобы приглядывать за своими вещичками, попросила дядю Мо поменяться со мной местами, сказав, что меня укачивает, когда я сижу спиной к локомотиву. Теперь мне ничего не стоило подняться с места, на ходу подхватить рюкзак и спрыгнуть на край платформы перед самым отправлением поезда, оставшись незамеченной.

Но я призадумалась.

Невзирая на тяжкий груз, свалившийся на мои плечи в течение последних двенадцати часов (оправдания и откровения кузины Мораг, заверения, что я смогу наконец с ней поравняться, богомерзкое использование Алланом электронной техники прямо на территории Общины, его лживость по отношению к Мораг, по отношению ко мне, по отношению ко всем нашим, его неприкрытая жажда власти, во имя которой он пошел на такие низости, а самое главное – гнусные домогательства и порочные слабости деда, пытавшегося меня совратить), у меня из головы не шла та приписка, нацарапанная на листке с адресами против имени моей внучатой тетки Жобелии. «Связь через д. Мо».

В памяти всплыли слова Иоланды. «Дело нечисто».

От той приписки веяло открывшимся мне тлетворным обманом: то, что прежде выглядело невинным или незначительным, теперь вызывало глубокие подозрения. Мне, например, всегда претило решение моей внучатой тетки Жобелии отправиться на поиски кровных родственников, ее демонстративное самоустранение от Общины, но все это не выходило за рамки банальных человеческих разногласий – люди сплошь и рядом совершают непостижимые с нашей точки зрения поступки, руководствуясь причинами, которые кажутся им вескими и очевидными, поэтому я не осуждала Жобелию за ее решение, равно как и не осуждала Бриджит и Рэю за их отступничество: что ж поделаешь, у каждого свои странности и безрассудства.