Александр Моралевич - На десерт

Неблагополучия эти бывали. И как-то здоровяка ефрейтора Табацкова пригласил капитан Шнайдер погулять за недальнюю рощу, в заросли рододендронов. Там сказал он ефрейтору:

— Доложи, Николай Егорович, чем тебе нелюбезен рядовой-первогодок Багаудин Таймасханов?

Поюлил Табацков, поотводил глаза, но доложил, что раздражает его Таймасханов со своей верхней койки зубрежкой после отбоя по части классификации фланцев к ракетам и прокладок к ракетам же из поронита, композитов и фторопласта.

— А за это, — сказал Марк Евсеевич, — в виде компенсации, ты отнял у него денежный перевод от матери, и пуловер отнял у него из шерсти козы-серебрянки, вот. он и сейчас на тебе, и две пары носков из названной же козы отнял. А предупреждал я всех, что за дедовщину буду карать в кровь и в кость? Тебя я добром три раза предупреждал. А теперь я буду тебя мордовать, ты другого подхода не понимаешь. И ты не тушуйся, что я офицер, отмахивайся — как можешь. У нас с тобой мордобой будет до смерти.

И в габаритах ощутимо поменьше — всё-таки завалил Табацкова капитан Шнайдер и все ребра пересчитал.

Что ж, и у полковника — и отнюдь не зазорно это — есть в полку осведомители. И тет-а-тет сказал полковник Мальцев капитану Шнайдеру:

— Ну, Марик, ты охренел. До рукоприкладства дошёл. Костолом ты, а не педагог.

— Виноват, Пал Ефремыч, — повинился Шнайдер. — Только я его в мякоть, я его до увечья не бил. За неделю вполне оклемается.

Обязательно и оклемался в срок Табацков. Как на собаке всё зажило. И случилось вскоре событие, что не обнять бы больше Марку Евсеевичу жену свою Жанну Дашиевну, и не тетешкать сыновей, старшего — в бурятскую породу жены, а младшего — голубоглазого и белесого, еврея-воина.

Состоялись ночные учения со стрельбой боевыми огнеприпасами, и в сумятице тревоги Табацков, ефрейтор, не свой из пирамиды ухватил автомат, а автомат рядового Гладышева, а в гладышевское гнездо вбросил свой автомат.

…Всё, всё подсчитано исторической военной наукой. Скорбный результат выведен ею, что на одного немецкого солдата в войне погибло трое советских. Что до офицеров — то вовсе тут умопомрачительные цифры: на одного немецкого офицера погибло восемнадцать советских! Ну да, не принято было офицеру вермахта выскакивать первым на бруствер с пистолетишком на веревочке: за Третий рейх, геноссе, за Гитлера! Нет, на задах атаки находился немецкий офицер, управляя рациональным боевым распорядком и не без пользы следя за тем, чтобы полегло как можно меньше солдат.

Это военной наукой отмечено. Но в полном прохолостании у всех исследователей остался такой вот аспект: а от какого типа ранений полегли офицеры той и другой стороны?

И тут интересная возникает картина. Немецкие офицеры почти сплошь распрощались с жизнью от ранений фронтальных, спереди: в область лица, в грудь, в живот. Тогда как советские офицеры, погибавшие один к восемнадцати, часто оказывались убитыми сзади: в затылок, в спину. в поясницу, а то вдруг вдоль линии огня прилетит в висок роковая пулька. Что, так складывались отношения меж советским солдатом и офицером, что постреливали солдаты в спину отцам-командирам?

…Как и положено — первым в непролазную грязищу за бруствером выбросился капитан Шнайдер и не противопехотным — громовым противотанковым даже голосом призвал:

— Ребята! Не подкачай!

И рвануло подразделение вперед, не удержать атакующего порыва, не изобретено ещё такой силы. В тот момент что-то и щелкнуло, что-то рвануло погон под плащ-палаткой у капитана Шнайдера, но не придал он значения. Да и до того ли — атака! И бросил свой кошачий, приученный к темноте взгляд вправо-влево капитан Шнайдер — как там его орёлики? А орёлики о-го-го, поспешают вперед, только на правом фланге какая-то кутерьма, заминка. Может, ногу кто подвернул, поотстали двое оказывать третьему первую помощь.

И уж они оказали! Чуяли солдаты, что дело, как говорится, пахнет керосином, и двое без каких будто бы задних мыслей бежали справа и чуть поотстав от ефрейтора Табацкова. Потому только первую пулю из подмененного автомата успел пустить по капитану ефрейтор, а еще пять ушли в землю, ибо во мгновение ока был сбит с ног ефрейтор, руки ему заломили назад, прихватив стропальной тесьмой — вот таким и доставлен он был в штабную палатку.

Как на блюдечке тут было всё ясно. И тяганули в палатку рядового Гладышева: ну-ка, мальчишенька, а твой ли у тебя в руках автомат? И показал номер на оружии, что автомат у Гладышева — табацковский.