Рафаэль Иглесиас - Счастливый брак

Говоря в крошечный микрофон, болтающийся на проводке, протянутом от смартфона к левому уху, он дотронулся до значка календаря на экране своего «Трео» (какая потрясающая степень сжатия! какое торжество технологий!). Микрофон и наушник позволяли ему работать с электронным органайзером, одновременно обсуждая с Герти — женой Бернарда, на какой день он может назначить их прощальную встречу с Маргарет. Бернард и Герти прошли отборочный тур — им будет разрешено сказать «прощай» лично, хотя они попали в список «Б», что давало им право лишь на пятнадцатиминутную аудиенцию во второй половине дня. Последний ужин — только для самых близких.

Составить расписание и ограничить доступ к Маргарет в ее последние две недели оказалось проще, чем ожидал Энрике. Далеко не все горели желанием встретиться лицом к лицу со смертью. Энрике примерно представлял рассуждения тех, с кем Маргарет общалась не слишком близко.

— Конечно, мы друзья, но дружим в основном из-за того, что дружат наши дети, — успокаивали они себя. — Даже не знаю, обменялись бы мы приветствиями, если бы… — И они исключали себя из списка.

Маргарет сама сократила список претендентов, убрав оттуда многих знакомых и некоторых старых друзей, окружавших ее в тот или иной период жизни: спортсменок из летнего лагеря в горах Киттатинни; хороших еврейских девочек из школы «Фрэнсис Льюис»; марксистов и феминисток времен своего «корнелльского» радикализма; усталых матерей, вместе с которыми она ездила за детьми; разочарованных художников; болтливых партнеров по теннису и самый короткий список — группу взаимопомощи больных раком. То, что Маргарет отсеяла большую часть тех, с кем общалась, удивило Энрике, ведь она всегда стремилась приглашать на домашние сборища как можно больше народу; тем не менее это отражало двойственность ее натуры и уязвимость ее нынешнего состояния.

Несмотря на свою бесстрашную и веселую способность знакомиться и находить общий язык с кем угодно в самых неблагоприятных ситуациях, Маргарет обычно нравилось оставаться дома и обедать с сыновьями. После этого она с удовольствием проводила вечер, уютно свернувшись на диване, за чтением какой-нибудь детективной истории из английской деревенской жизни, время от времени бросая взгляд на Энрике, который сидел перед телевизором и шумно комментировал то, что творилось на экране. Каждый раз она ласково и вежливо кивала в ответ на его едкие замечания о деятелях культуры, политиках и бейсболе. Иногда в комнате появлялись сыновья — им хотелось отвлечься от уроков или перехватить что-нибудь вкусненькое, и тогда Маргарет так же нежно и спокойно подзывала их, чтобы обо всем расспросить и обнять.

В этом убежище, окруженная своими мужчинами, Маргарет могла счастливо существовать неделями, но когда пробуждалась от спячки, то любила устраивать шумные праздники. На свое пятидесятилетие, за полгода до того, как ей поставили диагноз, она пригласила больше сотни человек; с половиной из них она отнюдь не была близко знакома; с несколькими вообще встречалась всего по одному разу. Маргарет настояла, чтобы она, Энрике, Макс и Грегори сами все готовили и подавали; Энрике пришлось потратить неделю, чтобы уговорить ее нанять хотя бы бармена. То же самое случилось, когда они отмечали окончание строительства своего дома в Мэне. Приходили люди, которых они едва знали, некоторых только в лицо, а Маргарет не спала всю ночь, трудясь над суши и крабовыми роллами, чтобы поразить Блу-Хилл-Бей.

В ней удивительным образом уживались отшельница и светская львица. Если бы до ее болезни Энрике спросили, как Маргарет будет прощаться с миром, он предположил бы, что она захочет увидеть как можно больше людей из всех тех многочисленных компаний, к которым так или иначе принадлежала. Но он не удивился, когда она свела к минимуму итоговое число гостей: она так же резко сократила контакты с людьми, когда узнала о своем диагнозе, и во время годичной ремиссии из всех связей с внешним миром возобновила только хождение в Олимпийский бассейн. С тех пор как появились метастазы, Маргарет ограничивалась общением только с самыми близкими.

То, что в качестве исключения выбор пал на Бернарда, было скорее свойственно прежней, здоровой Маргарет с ее непредсказуемым характером. Она никогда не была особенно близка с Бернардом. За предыдущие двадцать лет они встречались раз пять-шесть, и то случайно. Не считая одного телефонного звонка, Бернард игнорировал их во время ее болезни — а почему, собственно, он должен был вести себя иначе? Они не были друзьями. К тому же она никогда не принимала Бернарда всерьез. Он был, как она называла его, «тряпкой», и она не изменила своего мнения и теперь, когда весь мир им восхищался.