Дмитрий Евдокимов - Добрые времена

— Ты? — поразился Михаил. — У тебя есть теория? Интересно какая?

— Философская, — гордо изрек Ромка. — Про спираль. Я ее еще весной открыл.

— Про спираль? — недоумевал Михаил.

— Ну, да. Что общественное развитие идет вверх не прямо, а по спирали.

— Это закон отрицания, — вмешался более грамотный Василий, уже сдавший диамат.

— Не знаю, мы этот закон не проходили, — отрекся Ромка. — У меня свой, мною лично придуманный.

— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Василий. — Люблю поспорить!

— Значит, так, — Ромка сел на стол, забыв про стенгазету, и, болтая нотами, начал: — В каждом общественном строе есть свои формы правления, так?

— Ну, допустим, — не понимая, куда он клонит, согласился Василий.

— Так вот они совпадают, только становятся другого качества.

— Кто они, что совпадает? — продолжал не понимать Василий.

— Ну, формы правления же. Приведу пример. При рабовладельческом строе была диктатура?

— Была.

— И у нас диктатура, только не какой-то кучки или одной личности, а пролетариата.

— Можно согласиться. Но кроме рабовладельческого строя есть еще феодализм и капитализм.

— Пожалуйста. При феодализме диктатура — это абсолютная монархия. А при капитализме — фашизм. Гитлер, Муссолини.

Василий почесал в затылке:

— Значит, король — диктатор?

— Конечно! Вспомни Людовика Каторза. «Король — солнце». Уж куда дальше! И с демократией так же.

— Что с демократией? — насторожился Василий.

— В рабовладельческом строе была демократия? Афины, например?

— Ну, была.

— Так. Есть так называемая буржуазная демократия, которой пользуется практически правящая верхушка, так?

— Допустим.

— И есть наша демократия — абсолютного большинства.

— Не спорю. А как же феодализм?

Ромка запнулся, а потом его лицо просияло.

— Ну, как же! Феодальная раздробленность.

— Какая же это демократия? — сбычился Василий.

— Очень просто. Феодалы были все равны, потому и раздробленность.

— Демос — народ, кратос — власть! — взревел Василий. — Не знаешь, что слово «демократия» обозначает!

— Скажи мне, Васенька, слово «демократия», какого происхождения? — елейным голосом спросил Ромка. — Греческого?

— Конечно! — враждебно на него поглядывая, нехотя согласился Василий.

— И родилось это понятие, если не ошибаюсь, в Афинах?

— В Афинах, — выдавил из себя Василий.

— Так какая же это власть народа, — торжествующе заорал Ромка, — когда у каждого свободного гражданина в Афинах были рабы? Они, как известно, в управлении не участвовали, а были бессловесной машиной. Значит, что?

— Что? — опешил Василий.

— Значит, демократия — это равенство среди граждан правящего класса. А потому феодальная раздробленность — тоже демократия.

— Нет! — заорал Василий.

— Да! — так же громко ответил Ромка. И оба вперились в друг друга глазами.

— Ладно, — угрожающе заявил Василий. — Мне, видать, тебя не переспорить. Пошли к ребятам, они тебе покажут феодальную раздробленность.

Вскоре из спальни раздался страшный крик.

Михаил, переписавший к тому времени красивым почерком передовицу, прислушался, вздохнул и начертал «Кому что снится». Ему, Михаилу, лично приснился жареный гусь. Ромке — будто он танцует танго с кобылой Машкой. Натэллочке — коробка конфет «Птичье молоко». Андрея он изобразил скачущим на коне с шашкой и атакующим стройные ряды колосьев. Василию приснилось, что ему в горло вцепился нищий студент и поет «Дай копеечку». Он так увлекся, что, когда наконец Светик притащил свой фельетон, места уже не осталось.

— Давай! Не про меня? Поместим в следующем номере, — милостиво согласился Мишка.

Потом девочки вдруг увлеклись своеобразной игрой, которая называлась «выяснять отношения». Первой начала Алка. Перехватив Ромку, который, увлеченный своей теорией, шел доругиваться с Василием, она тоненько сказала:

— Можно тебя на минуточку?

— Опять кто-нибудь влюбился? — саркастически заметил Ромка.

Алка на него смотрела серьезно и очень нежно.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Ромка.

— Ром. Ты как ко мне относишься?

— Что за ерунда? Положительно, конечно. Ну и что дальше?

— А теперь ты спроси, как я к тебе отношусь.

— А как ты ко мне относишься? — повторил безразлично Ромка.

— Я тебя люблю!

— Что?

— Просто обожаю.

— Сдурела?

Алка вместо ответа подняла глаза к потолку, потом перевела их на кончик носа и внезапно посмотрела на него, в упор, глаза в глаза.