Грэм Свифт - Последние распоряжения

– Вот что значит не сезон, – говорит Винс.

Вполне можно представить себе, что Винс – хозяин игрового зала. Разница, в общем, невелика. Салон Доддса с автоматами вместо машин.

Мираж. Золотой прииск. Мистер Би.

На ветровом стекле становится все больше мелких штрихов и капелек, и Винс включает «дворники», но они только размазывают воду, и он снова выключает их. Дождь еще не пошел всерьез, хотя небо темнеет с каждой секундой.

– В самый раз успели, правда? – говорит Вик. – А по утру судя и не подумал бы.

– Главное, что добрались, – говорит Винс.

Море этого не знает.

– Не очень-то удобная погодка для нашего дела, – говорит Вик, как будто до него это никому не приходило в голову.

– Это как посмотреть, – говорит Винс.

Я держу коробку.

– Попутного ветра в спину, – говорит Вик.

Я говорю, просто чтобы убедиться:

– А Пирс где?

– Ты на него смотришь, Рэйси, – медленно и терпеливо отвечает Винс. – Вон та штука впереди, на которую ты глядишь, и есть Пирс.

– Она и на пирс-то не похожа, – говорю я.

– А называется Пирс, – говорит он. – Хотя вообще-то это стена гавани. – И он снова вспоминает о своей роли гида. – Раньше тут была другая штуковина, Дамба, которая выглядела как пирс, по ней гуляли, пароходы к ней приставали. Но ее называли Дамбой, а то, что на самом деле стена гавани, называется Пирсом.

– Разумно, – говорю я. – А что случилось с той другой штуковиной, с Дамбой?

Винс смотрит на меня так, словно я плохо подготовился к экзамену.

– Снесло штормом. В семьдесят каком-то. Помню, Эми мне говорила: «Ты слыхал о Маргейтской Дамбе?» Наверно, поэтому Джек и написал про Пирс. Он-то хотел, чтобы это был не Пирс, а Дамба. Мы все помним, как по ней гуляли. Но он, видать, сообразил, что Дамбы больше нет, вот и поменял ее на Пирс.

Я начинаю путаться и на всякий случай молчу.

– Отсюда не видно, это, должно быть, за Пирсом, но кусок Дамбы вроде бы еще остался, – говорит Винс. – Стоит в море сам по себе.

– Может, его сегодня смыло, – говорю я.

– Это еще не шторм, – говорит Вик. У него тон знатока.

Ясное дело, нет, думаю я, глядя на водяную пыль.

По небу носятся чайки – можно подумать, что они то ли одурели от восторга, то ли, наоборот, жалеют, что вообще снялись с места.

– Чего он там? – говорит Винс, глядя через дорогу. – Искупаться, что ли, решил?

Потом мы видим, как он появляется из-за стенки, маскирующей вход в мужской туалет. Он замечает, что мы за ним наблюдаем, и специально мешкает в тот момент, когда на него набрасывается ветер, делая вид, что ему трудно идти. Он мрачно смотрит на небо, потом слабо улыбается, как часто улыбаются мужчины, только что опорожнившие мочевой пузырь. Он выглядит человеком, который всегда последний и знает это, который всегда заставляет других ждать. Он ненадолго останавливается – за ним ограда и серое море, – как будто, раз мы на побережье и он оказался в центре внимания, ему надо выкинуть какой-нибудь смешной номер, но он не может придумать какой и потому просто стоит, неуклюже ухмыляясь, точно его фотографируют. Я в Маргейте. Погодка аховая. Вдруг он подымается на цыпочки, сжимает кулаки, отводит плечо назад, делает выпад правой. Одно его лицо чего стоит – оно и впрямь сгодилось бы клоуну. Потом он тащится к машине, еле-еле – не идет, а плывет, – и открывает дверцу. Ветер кидается внутрь.

– Денек не для пляжа, – говорит он.

– Шальная мартовская погода, – говорит Винс.

– Уже апрель, – вставляет Вик.

– Первоапрельские шуточки, – говорит Ленни.

– Шальной Бомбардир Тейт, – говорит Винс, словно бы ничего не имея в виду, словно это просто так вырвалось.

– Джек Доддс, вот кто у нас шальной, – говорит Ленни, хлопая дверцей. – Вчера первое апреля было. Специально он, что ли, все тут перебаламутил?

Я держу банку, но на этот счет ничего сказать не могу – она не вздрагивает, никаких сигналов. Только ворчит двигатель.

Винс смотрит на отражение Ленни в зеркальце, потом прямо вперед. Мы стоим у тротуара.

– Так, – говорит Вик, словно час пробил.

– Так, – повторяет Ленни.

А я молчу. Мы все точно ждем чьей-то команды, и ее, наверно, надо подать мне, потому что Джек у меня и я должен почувствовать, как он говорит: «Ну ладно, двигай, ребята». Но я молчу. Не принимаю на себя командования.

Винс смотрит вперед, его руки спокойно лежат на руле, как будто мы едем, хотя на самом деле мы стоим без движения. Ветровое стекло все серебрится, небо как свинец. Потом я открываю рот, чтобы сказать «Ну, поехали», и мы вдруг начинаем двигаться. Словно Винс так ничего и не сделал и автомобиль решил за нас, словно мы просто груз, а «мерседес» тронулся сам по себе: щелк – и поехал, как та лента, которая увезла гроб с Джеком за синие бархатные занавески.