Грэм Свифт - Последние распоряжения

И я подумал: первый шаг сделан, теперь надо сделать второй.

Мы сидели на лавочке, смотрели на голубей. Торопиться назад было незачем. В фургоне дорога получалась вдвое быстрее, чем на автобусе. Я не знал, что сказать про Джун, не знал, что говорится в таких случаях, но мне на язык просились разные сумасшедшие вещи, которые совсем не имели отношения к Джун. По-моему, Эми как-то вся ослабела оттого, что в первый раз была у Джун не одна, а с товарищем. По-моему, так или иначе ей нужно было, чтобы ее обняли. Я чувствовал, как она прислоняется к узенькому промежутку, который я оставил между нами, точно к моему плечу, и мой стручок начал расти – после ухода Кэрол такого с ним, кажется, и не бывало. Интересно, замечают ли это женщины.

Но сказал я вот что: «А от Винса есть весточки? Говорят, их всех скоро отправят домой».

Зато в следующий четверг нужные слова уже были у меня наготове, и такую возможность нельзя было не использовать. Стояла солнечная, ветреная апрельская погода – как сейчас, когда мы везем прах Джека. Я чувствовал, что жизнь может измениться, даже если ты перестал в это верить. И все равно мне удалось заговорить не раньше Клапема. Солнце пробивалось сквозь деревья на краю поля, вдоль которого мы ехали. Я сказал: «Сегодня мы не поедем в больницу, Эми, сегодня мы не пойдем к Джун. – Я знал, что она не будет спорить. И добавил: – У меня сзади все собрано для пикника. Термос, бутерброды». В Эпсоме была встреча весны. «Хочешь посмотреть скачки?» – сказал я.

Но не очень-то долго мы их смотрели. Должно быть, впервые я приехал на скачки и даже не сыграл толком. Я припарковал машину у «Даунса», и мы попали на трибуну как раз к двухчасовому забегу. Заключили пари друг с другом, как новички. Ее лошадь против моей, ставка фунт, и я уж позаботился о том, чтобы она выиграла. Конкистадор, семь к двум. Я мог бы поставить и пятьдесят, дело было верное. Но погода начала портиться, и к следующему забегу, как нарочно, пошел дождь. Иногда везенье так и прет. Тогда я сказал: «Можно перекусить», и мы побежали обратно к фургону. Наверное, двое людей чувствуют, когда что-то должно произойти, даже если они не уверены, что это так уж хорошо, и не знают, с чего начать, и хотят и боятся этого одновременно. Но они чувствуют: если это «что-то» вообще произойдет, сейчас самое время. У меня в фургоне на окнах были занавески, в голубую и белую клетку, так что снаружи никто не мог ни о чем догадаться. Разве что по тому, как качался кузов. Но я не думаю, чтобы это было заметно. Я сказал, задергивая свои бело-голубые занавески: «Как дома, правда? Из одного дома в другой». Дождь стучал по крыше. Я подумал: теперь никуда не денешься, даже если это нехорошо. Подумал: Эми выбрала Джун, а не Джека, вот и я теперь выбираю Эми. Они еще и выцвести не успели. Когда дождь перестал, мы услышали, как орут на трибунах: начался большой забег, который в три десять. Странно было слышать, как беснуется народ при виде нескольких лошадок. И потом это стало нашим обычным местом – «Дауне» в Эпсоме, каждый четверг, и так целых четырнадцать недель, были там скачки или нет. Пока не появился Винс, а за ним Мэнди.

Да, надо было подумать, прежде чем затевать драку без всякой надежды на победу. Но как раз этого я никогда и не умел – подумать. Ребята говорят, из меня давным-давно мозги вышибли на ринге, но, честно сказать, у меня их и раньше было с воробьиную кучку. Иначе после армии я не пошел бы снова в спорт. Конечно, если в тебя пять лет стреляли и ты тоже стрелял и собирал куски своих мертвых товарищей, это могло бы заставить тебя поискать заработок получше, чем пытаться свалить с ног другого парня, но выбор у меня был простой: либо дерись, либо толкай тележку с овощем, а с этого ни славы, ни денег не поимеешь.

Но все равно я ему, падле, влепил пару хороших. Аж дышать больно – грудь как мешок с гвоздями.

Тут уж какой уродился. Против своей натуры не попрешь, если у тебя в натуре драться. Мы ведь сегодня поминаем Джека и отдаем ему дань уважения не потому, что у него хватило характера измениться и стать кем-то другим. Нет – мы здесь потому, что он был Джеком.

В общем, когда я вернулся с драки за свою страну и увидел, что в Бермондси больше воронок, чем в Бенгази, а для нас не приберегли ничего, кроме сборного домишки да продпайка, я сказал Джоан: чем кидаться со зла на всех подряд, уж лучше пойти на ринг и поколотить там такого же дурня, который тоже готов рискнуть своей вывеской. Будешь размазней – ни хрена не добьешься. В этом мире надо уметь брыкаться и бить в морду. А она ответила: «Чушь собачья. Это не обязательно. Надо просто не вешать носа, пораскинуть мозгами и выбрать лучшее из того, что есть, как все кругом делают». Она у меня такая. Я сказал: «На полкроны в день да продуктовую книжку не шибко разживешься». Сказал ей: «Представь, что я выиграл Уордингтонский турнир, это целых полсотни. А я уж постараюсь». Сказал: «Раньше тебе нравилось, когда я выигрывал бои, девочка». А она сказала: «Ты стал на семь лет старше, теперь ты проиграешь».