Герберт Розендорфер - Письма в древний Китай

Все четверо уселись в кружок так, чтобы каждый мог видеть другого (я сел в сторонке, заняв большое кресло в углу, чтобы не мешать); они поставили перед собой небольшие железные подставки, на которых лежали листы бумаги с музыкальными иероглифами, и без всякого стеснения принялись настраивать инструменты: звучало это ужасно. Я подумал было, что это и есть их музыка, но господин Ши-ми, увидав мое исказившееся лицо, улыбнулся и объяснил, в чем дело.

Сама музыка больше напоминает те напевы, которые несравненный Су Цзи-по привез в свое время из западных земель: в ней семь основных и пять вспомогательных тонов, и тона эти чрезвычайно гармоничны и чисты. Больше всего мне понравилась пьеса, написанная, по словам господина Ши-ми, мастером Бэй Тхо-вэнем, жившим около двухсот лет назад. Пьеса была довольно длинная и состояла из нескольких частей, быстрых и медленных. Мастер Бэй Тхо-вэнь сочинил много вещей; одних только пьес для Небесной Четверицы (так или примерно так следует перевести на наш язык это название) он написал семнадцать. Все его произведения пронумерованы, и то, которое я слышал вчера вечером, имело номер «сто тридцать два». Тон, на котором оно основано, называют «Ляо»; он примерно соответствует нашему тону юй. Само собой разумеется, что воспринимать эту музыку, совершенно для меня непривычную, я начал далеко не сразу. Я сидел в уголке, в своем кресле; был вечер. Все светильники они придвинули ближе к себе, так что я оказался в темноте, что было мне вполне по душе. В этом мире, холодном и шумном, я видел так мало красоты и так много нелепости, глупости и бессмыслицы, что и сейчас приготовился к самому худшему, ожидая услышать нечто безобразное. Так что рассчитывать на восторженный прием музыка мастера Бэй Тхо-вэня с моей стороны не могла. Когда все четверо наконец приготовились играть, взяв инструменты под подбородок или установив их между колен и приложив к ним смычки – надо признать, что лица у них при этом сделались возвышенны и серьезны, – музыкант, игравший на С'ли П'ка (господин Ши-ми потом объяснил мне, что его считают выдающимся мастером игры на этом инструменте и что музыка – основное его занятие; здесь же он играл «первую С'ли П'ка», то есть был предводителем всего кружка, – имени я его не запомнил, потому что оно было слишком длинно и некрасиво), кивком головы подал знак, и музыка началась. Первой вступила Ви-э Ло-чэнь – низкими, протяжными звуками, за ней поочередно прочие инструменты, как бы поднимая мелодию все выше и выше. Мелодия была очень простая и тихая. Затем последовала часть более быстрая, а местами и более громкая, однако и она время от времени прерывалась протяжным, приглушенным напевом.

Хотя мое предубеждение перед музыкой большеносых начало рассеиваться уже при первых нежных звуках этой пьесы – или, если уж быть точным, то нужно было бы сказать: хоть первые нежные звуки музыки мастера Бэй Тхо-вэня и лишили меня возможности относиться к ней с предубеждением, – все равно эта музыка показалась мне сначала какой-то неполной, как бы нарочно не оформлен ной до конца – и, конечно, неточной и нелогичной. Од нако уже в первой, по нашим понятиям, очень краткой части я несколько раз ощутил, как захватывает меня волшебство этой пьесы; вскоре я стал узнавать и мелодию, то и дело напоминавшую о себе, и когда под конец одной из частей музыка как бы успокоилась, потом возмутилась, а потом зазвенела первым весенним ветром, я понял, что полюбил и великого мастера Бэй Тхо-вэня и, наверное, всю музыку большеносых.

Затем последовала часть очень быстрая, неоднократно перебивавшаяся чрезвычайно тонкой, нежной мелодией, которую можно уподобить лишь пению волшебной птицы в хрустальном лесу. На этом она и закончилась. Следующая часть была длиннее, и господин Ши-ми сказал мне потом, что не ждал от меня полного ее понимания: она называется «Выздоравливающий смиренно благодарит Бога» и представляет собой, по его словам, лучшее из всего, что когда-либо было создано в музыке большеносых. Она глубока и сильна, как глава из священной книги, написанная иносказательным языком: чтобы понять его, нужно долго, а может быть, и всю жизнь почтительно размышлять над нею. Сам он, сообщил господин Ши-ми, играл ее с друзьями много раз и много раз слышал, как ее играют другие, так что теперь, наверное, может сказать, что в какой-то мере приблизился к пониманию основной мысли этой божественной вещи; утверждать же, что понял ее до конца, он не осмеливается. Если же я, прослушав ее впервые, уже почувствовал близость к этой великой тайне Небесной Четверицы, это делает мне большую честь.