— Сергей, ты же сам говорил, что тебе необходимо бывать на заводе.
— Хватит, побывал. Ну еще раза два схожу. Я посмотрел людей…
— За один день?
— Мне достаточно. Мне надо было посмотреть на завод спустя три года после войны. А так как завод я знаю, то все изменения, которые произошли за это время, сразу бросаются мне в глаза. Ты понимаешь? Не забудь, что по своей работе мне приходилось бывать на различных заводах, сталкиваться с людьми, вникать в производство. Ведь ответственному исполнителю приходится все время разъезжать…
— Разве ты был исполнителем? А не техником?
— Ну, техником, исполнителем — это одно и то же. Вернее, я был ответисполнителем, но оформлен как техник. По отделу кадров. Не в этом дело… Вот я решил написать повесть.
— А труд рабочих ты знаешь? Ты сам-то работал?
— Я знаю, — Сергей сел на кровать. — Но еще важнее знать, как писать о рабочих. Это главное. Как писать? Это самое важное, а остальное… Остальное уже не суть. — Он засунул в рот палец и, оттопырив щеку, выдернул его — раздался громкий стреляющий звук, похожий на звук вылетевшей пробки. — Ты понял?
Он тихо рассмеялся, откинувшись к стене и шлепая по полу босыми ступнями. Вадим не видел в темноте выражения его лица, но чувствовал, что Сергей смотрит на него в упор.
— А для чего ты пишешь повесть? — спросил Вадим.
— Для чего? — Помолчав мгновение, Сергей негромко сказал: — Для себя.
«Он пьян», — решил Вадим. Несколько секунд длилась пауза, потом Вадим спросил:
— Ты пьян?
— Я? Нисколько! — Сергей расхохотался. — Я свеж и крепок, как майский бутон. Будь ты девушкой… — Он снова расхохотался и зашлепал ногами.
— Ложись-ка ты спать, — сказал Вадим.
— Не хочу. Я говорю пошлости? Может быть. Но ведь ты не девушка, как я уже с грустью отметил… Да… Ты, Вадим, плохо знаешь людей. Это твоя беда.
Он зевнул и поднялся, чтобы набить трубку. Да, он был пьян, и Вадим подумал, что продолжать этот разговор дальше не имеет смысла. Все же он сказал:
— Почему ты решил, что я плохо знаю людей? Может быть, потому, что я плохо знаю тебя?
— Нет, братец, не то… Говорят, для того чтобы знать женщин, достаточно узнать одну женщину — свою жену. Но для того чтобы знать людей, понимать их, надо обладать способностью перевоплощения. И кроме того, самостоятельно мыслить.
— Ты, конечно…
— Я — да. Я перевоплощаюсь. И от меня… — он подошел к Вадиму и потряс перед его лицом растопыренной ладонью, похожей на темный веер, — не скроется ни-че-го!
Вадим вдруг засмеялся.
— Нет, ты определенно пьян! Или ты очень удачно перевоплотился в пьяного.
— Это не важно. А ты не знаешь людей! — повторил Сергей, повысив голос. — Скажи, для кого нужна вся эта кутерьма с заводом?
— Как для кого? Для нас, для них.
— Чушь! Для одного только Галустянчика, чтобы его похлопали по плечу в райкоме и, может быть, пропечатали в «Комсомольской правде». Он хитер. У него спина няньки, но он хитер, как бес, — уу!
— Врешь ты! Спартак искренний, честный парень…
— У него спина хитрой няньки, — с упрямством повторил Сергей. — Узкая, круглая… Это точно, у него такая спина.
Вадим поднялся и, взяв Сергея за плечи, толкнул его на кровать.
— Ложись и спи! Мне надоел этот бред — слышишь?
Сергей не ответил. Некоторое время он неподвижно сидел на кровати, потом медленно поднялся и почему-то на цыпочках подошел к дивану. Сев на край, он осторожно положил ладонь на одеяло Вадима и спросил шепотом:
— Скажи честно… любишь Лену?
— Что вдруг? — пробормотал Вадим, вздрогнув от неожиданности.
— А-а, значит, любишь! — Сергей шепотом рассмеялся. — А если любишь, значит, веришь. Она тебе кажется, как говорили в старину, идеалом, а?
— Мне это не кажется, кстати. Глупости мелешь.
— А ты знаешь, кто ее увел сегодня с вечера? Нет? Этот парень из театрального училища. Кудлатый такой, с косыми висками. Пошли на вечер к ним в училище. Ну, что?
— Что? — глухо переспросил Вадим.
Ему стало жарко и показалось на мгновение, что этот странный разговор, шепот Палавина и его бледное, неразличимое в темноте лицо, не лицо, а маска, — все это тягостный, удручающий сон, который надо стряхнуть.
— Вот твое знание людей! — торжествующе шептал Сергей. — Она такая же, как другие. Может быть, даже хуже других. Бедра — да, а в остальном такая же, как все. А бедра ведь только для пляжа.
— Во-первых, ты не знаешь ее, — сказал Вадим. — Ты циник, Сережка…
— Я циник? А ты карась-идеалист! Хочешь, я завоюю ее в три недели? Нет, в две недели? Ну, на спор?
Читать дальше