Юрий Трифонов - Утоление жажды

— То есть?

— Ну, вы знаете, о чем я говорю.

— Нет.

— А! — Гохберг нервно махнул рукой. — Вчера мне жужжал в уши Смирнов. Я, конечно, всячески отрицал и выгораживал вас, но безрезультатно. Я думаю, Смирнов парень безобидный, на подлость не способен, но вы видите — уже идут разговоры. А зачем вам это нужно?

Карабаш молча, с застывшей улыбкой слушал Гохберга. Тот продолжал, понизив голос до шепота и все еще прижимая правую руку к сердцу:

— Допустим, вы человек холостой, но ведь она замужняя женщина, и это всем известно. Ее мужа многие знают, он бывал на трассе. Он работает корреспондентом…

«Зачем он это мне рассказывает? — думал Карабаш. — Так горячо, чуть ли не со слезами. Странный малый».

— Вы что, заботитесь о моей нравственности? — спросил Карабаш. — Или о том, чтоб у меня не было неприятностей с… с корреспондентом, что ли?

— И то и другое, Алеша. Просто мне это все не нравится. Говорю как друг.

— Понял. Спасибо.

— Вы, разумеется, вольны поступать как угодно, но я считаю долгом сказать вам свое мнение.

Он вытер платком потное лицо и после этого прямо и твердо посмотрел Карабашу в глаза. Взгляд его говорил: «Ты мне друг, но изволь выслушать правду, как бы она ни была горька».

Карабаш кивнул:

— Хорошо, Аркадий. Спасибо, что вы обо мне заботитесь, а теперь поговорим о чем-нибудь другом. Что будем делать с экскаваторами, которые в ремонте?

В это время в комнату вошел начальник реммастерских Ниязов и, как нельзя более удачно, вступил в разговор.

После ужина, когда они шли в контору, Карабаш сказал, что возьмет легковую и сам поедет на Восточный участок. Султан Мамедов уже четвертый день не работал: в драке с Бринько он повредил руку и бюллетенил. Гохберг с прорабом решили ехать на Западный участок, к озерам, на грузовике.

В сумерках Карабаш пригнал легковой газик к своему дому и стал ждать, когда придет Валерия. Вскоре он увидел из окна, как проехал грузовик с брезентовым верхом, похожий на старинную переселенческую фуру: биологи возвращались с «поля». Они сидели в кузове тесной кучей, мотаясь из стороны в сторону, толкая друг друга ящиками, сачками, гербарными сетками, и Валерия сидела там, такая же усталая и грязная, как все.

Однажды, когда она еще была в Ашхабаде и ему надоело ждать, — нет, не надоело, просто не было больше сил выносить ожидание — он пошел в барак на краю поселка, где жили биологи, и спросил начальника экспедиции Кинзерского. До этого они были бегло знакомы и почти никогда не разговаривали.

Кинзерский носил жокейскую шапочку и короткие штаны — шорты. У него были сухие, жилистые ноги пятидесятилетнего теннисиста. Карабаш спросил: что слышно о Валерии и когда она приедет? Кинзерский сказал, что она приедет дней через пять, а может быть, через две недели. Он предложил Карабашу выпить чашку кофе. В комнате пахло свежесваренным кофе, и Карабаш согласился и сел на складной стульчик, который Кинзерский, по его словам, привез с собой из Ленинграда. Стены комнаты украшали вырванные из альбома листы, на которых были аккуратно нарисованы различные каракумские пейзажи. Карабашу рисунки показались неплохими. Сам он был бездарен по этой части, не мог нарисовать дома с трубой.

Он сидел на стульчике, держа на коленях чашечку с дымящимся черным кофе, и делал такие же маленькие глотки, какие делал Кинзерский. Они разговаривали о делах поселка. Вдруг Кинзерский спросил:

— Вы знакомы с мужем Валерии Николаевны?

— Нет, — сказал Карабаш. — Между прочим, Валерию я знаю с детства.

Кинзерский приложил пальцы ко лбу, точно пробуя, нет ли у него жара, и покачал головой.

— Господи, какой это жалкий пижон! Однажды он приезжал сюда, и я имел честь… Вы знаете, я был потрясен выбором Валерии Николаевны. Она ведь женщина умная, со вкусом, с душой.

— Да, я знаю. Я учился с ней в одной школе и очень дружил с ее братом. У нее был брат Валентин…

— Любой брак загадка, но в этом есть что-то возмутительное, — продолжал Кинзерский. — Словом, вкус Валерии Николаевны на мужчин меня решительно не удовлетворяет!

Он засмеялся, и рот его слегка сдвинулся вбок. У него было длинное, узкое лицо и большой нос в красноватых прожилках.

— Решительно не удовлетворяет! Никоим образом, — повторил он. — Не хотите еще чашку кофе?

— Нет, спасибо.

— Что «спасибо»? Пейте, не стесняйтесь. Вы ведь человек холостой, питаетесь в столовой, а это чудный домашний кофе.

— Большое спасибо, — сказал Карабаш. — Но мне надо идти.