Юрий Трифонов - Утоление жажды

Между драчунами суетился Фомич, бормоча перепуганно:

— Ребятки, зачем же так допускать? Зачем такую безобразию — ай, господи…

— Кто кому чего? — спросил Нагаев.

Ему никто не ответил. Сережка ругался, пытаясь вырваться из рук Ибадуллаева, а Иван довольно спокойно и без злобы говорил: «Пусти, пусти его! Я ему еще дам».

В это время подошли Байнуров и Карабаш.

Им стали объяснять, что случилось. Объяснял Фомич, он «аккурат вышел из палатки и все видел прямо как в театре, из первого ряда». Иван подошел к Сережке Мамедову, который сидел за рулем и ждал начальника, и попросил подвезти на Инче. Сережка отказался. Иван ему резонно: не имеешь права отказывать, машина не твоя, а государственная, — а тот ему: кто за рулем, тот хозяин и еще чего-то, — и вдруг — драка. Первый Сережка ударил, а потом уж Иван его наградил так, что тот кувырком через голову. Ну, здесь ребята подоспели, растащили.

— Видимо, жар в голову вступил, — заключил Фомич, — большой жар в воздухе, товарищ Карабаш.

Из толпы мужчин неожиданно вытолкалась Марина.

— Неправда, Алексей Михайлович! Они из-за Фаинки дерутся. Которая в магазине продавщицей, знаете?

— Да я про Фаинку думать забыл, — сказал Иван. — Сказал просто: «В магазин нужно съездить», а он на меня кинулся. Что ж мне теперь, нельзя в магазин зайти? Мне, например, чернила надо купить, потом еще тетрадь общую…

— Ты не так сказал! Ты другое сказал! — закричал Сережка.

Марина засмеялась.

— Во дурачки-то! Какую кралю нашли. Только наш Ванюша, правда, добродушный, а тот, черт, всегда к нему задирается.

— Тебя не спрашивают, — сказал Нагаев. — Две собаки дерутся, третья не встревай.

Фомич тем временем принес кружку холодной воды и полотенце и смачивал разбитый Сережкин глаз. Сережка как будто успокоился. Богаэддин отошел от него. Вдруг Сережка, оттолкнув Фомича, метнулся к Ивану. Марина завизжала, старик Фомич повалился на колени, а Иван от неожиданности отступил на шаг, но в следующее мгновение схватил Сережку за грудь и бросил его так ловко и с такой силой, что тот пролетел метра три и, ударившись спиной о радиатор газика, упал на песок. И остался лежать, не поднимая лица. Он плакал не от боли, а от стыда.

— Видите, Алексей Михайлович! — закричала Марина. — Кто первый лезет?

— Кто их разберет, в самом деле… — пробормотал Карабаш, явно растерявшийся. Но через секунду он уже заговорил своим обычным, резким и категорическим тоном: — Султан, что вы ревете, как баба? Если лезете в драку, нечего, понимаете, тогда уж и реветь. Вставайте, поехали! Мне надо сегодня поспеть к Чарлиеву.

Сережка послушно поднялся и, прикрывая рот ладонью, ни на кого не глядя, пошел к кабине.

— Простите, Алексей Михайлович… Только я сказал не повезу его, — значит, не повезу… — пробубнил он плачущим голосом.

— Хорошо. Садитесь. Я повезу.

Карабаш сел за руль, а Байнуров и Сережка полезли назад и скрылись за брезентовыми боковинами.

— Ну что, Бринько, едете? — спросил Карабаш.

Иван сделал шаг вперед, но кто-то из ребят дернул его сзади за рубаху, и он остановился.

— Да ладно, Алексей Михайлович… В другой раз…

— В другой раз, — сказал Карабаш, — не давайте кулакам воли. Ведь вы комсомолец, должны пример показывать своим поведением.

— Понятно, Алексей Михайлович…

Тут Нагаев хотел было подойти к начальнику и сказать быстренько два слова насчет бульдозера, но Карабаш уже включил зажигание и газик зафыркал и тронулся.

Богаэддин сказал:

— Зря ты, Иван, с ним вяжешься. Он, черт дурной, до железа дойдет…

— А, ничего не будет! — Нагаев небрежно махнул рукой. — Это все семечки. Не драка.

— Я его и бить сегодня не хотел, — сказал Иван.

Через два дня Иван с автолавкой поехал в поселок и благополучно вернулся, купив чернила и тетрадь. Про то, какой разговор был с Фаиной, никому не рассказывал, а Сережку он не видел.

В этот же день в лагерь приехал Карабаш с тремя бульдозерами, которые перегонялись на запад, за озера. И Нагаев пошел к начальнику второй раз.

Бульдозеристы сделали остановку в лагере, чтобы отдохнуть и заправиться горючим. Они сидели кружком и пили зеленый чай. Четверо из них были туркмены, один парень — русский. Карабаш сидел так же, как они, подвернув под себя ноги, и тоже пил чай. Все слушали парня, который стоял посредине кружка и что-то быстро рассказывал, жестикулируя обеими руками.

Когда Нагаев подошел ближе, он увидел, что парень, который рассказывает, — Бяшим. Нагаев присел на корточки рядом с Карабашем и, чтобы завязать разговор, спросил: