Ив Энцлер - Я - эмоциональное создание

Дорогой Калид,
я постоянно трогаю свои волосы.
Это своего рода развлечение.
Пропускаю и пропускаю
их сквозь пальцы.
Они были гуще раньше.
Теперь они поредели.
Что-то меня покинуло.
Но я не знаю, что именно.

Дорогой Калид,
когда я стояла над твоей могилой,
я представила, что они собирают
части твоего тела, как пазл.
И всегда добавляют ту часть, которую не нашли,
твою руку.
Я все думала о твоей руке,
которая держала мою руку, когда ты верил
во что-то, ради чего
стоит умереть.
Ты становился взволнованным.
Не счастливо взволнованным, каким бываешь при получении подарка.
Скорее полным решимости.
Никто не собирался отнимать у тебя
твое будущее.
Я все думала о частях твоего тела
и как я любила каждую часть твоего тела,
но не тело, разорванное на части, как теперь.

Дорогой Калид,
позже я поняла, что она, ярость, поразила как лихорадка.
Спустя две недели после того, как они кидали горсти земли на твое тело
и дали мне шарф, который ты носил на удачу.
Я подумала, что это была одна из тех болезней,
которыми мы болеем из-за плохой воды
недостатка света
недостатка хлеба
недостатка детского молока
оттого, что ничего не работает и все закрыто
а мы вынуждены жить в одной разрушенной комнате неделями
иногда месяцами.
Я думала, что это болезнь.
У меня был жар, который не прекращался.
Я завернулась в ткань твоего шарфа
в твой запах
в надежде, что он меня удержит
или спасет
но этого не случилось.

Дорогой Калид,
он был так прост —
голос
который прорезался во мне
так прекрасен, так чист:
Смертница.
Я сказала это громко
перед моими друзьями
в кафе
и лихорадка наконец прекратилась.

Дорогой Калид,
они сказали, чтобы я не думала об этом.
Они сказали, что я стану героиней.
Они сказали, что я встречусь с тобой на небесах.
Они говорили слишком быстро.
Они двигались слишком быстро.
Мне нужно было время.
Был мальчик, который пошел со мной.
Я видела, что ему страшно.
Он потел.
У него были угри.
Кто-то или что-то послало его туда.
Как и я, он не хотел отставать.

Дорогой Калид,
может, если бы за мной приехала машина со включенными фарами
или машина хотя бы не сломанная и не заржавевшая.
Может, если бы они меня не торопили так сильно.
Может, если бы они дали мне одеться в свою одежду
но сама мысль умереть на крыше танка с растерзанным животом
сама мысль умереть в их джинсах
та грубость, с которой они меня втиснули в машину…

Дорогой Калид,
это мог бы быть твой ребенок —
то, что вплотную прилегало к моей коже,
привязанное ремнем
высасывающее жизнь из меня
но это была бомба
размером с торс
выпирала как разросшаяся опухоль
высасывающая жизнь
которая могла бы быть на ее месте
маленькие пальчики вместо гвоздей
кто-то
кого мы бы зачали в нежности
но вместо него вынашиваю что-то, чтобы взрывать
людей.

Дорогой Калид,
в торговом центре
где играют в нарды
нас отправили по местам
как провинившихся школьников
чтобы мы выстояли
чтобы приготовились взорваться, умереть
стоя на своих местах.
Я чувствовала, что парень хочет сбежать,
но он был мужчиной и у него не оставалось выбора.
Вдруг неожиданно торговый центр превратился в лица,
лица, лица.
Моя мать, мой отец, моя тетя и ты,
Калид, виделись мне в глазах израильтян
из торгового центра.
И тогда я посмотрела наверх.
Там были голубые
животворяще голубые-голубые небеса
больше чем весь торговый центр
или палестинцы или израильтяне
или даже ты, Калид.
Кругом были голубые-голубые-голубые небеса
и я не смогла этого сделать
я отвернулась, когда его тело взорвалось
его мальчишеская голова
раздробилась и теперь
не хватало частей его тела.

Дорогой Калид,
я не понимаю, почему
они меня здесь держат.
Я передумала.
Я сбежала.
Они бы должны поблагодарить меня.
Они бы должны каждого палестинца посадить в тюрьму
за дурные мысли или фантазии.
Как бы мы без них выжили?
На самом деле я не против того, что оказалась в тюрьме.
По крайней мере не надо больше притворяться, что я свободна.
У меня нет иллюзий.
У меня нет ненависти.
У меня нет парня.
Я не могу больше вернуться домой,
Я взрослее.
У меня поредели волосы.