Лутц Зайлер - Крузо

Интонация Крузо.

Эд вспоминал. Видел, как Лёш расхаживает взад-вперед по пляжу и говорит. Сам он лежал наверху, на краю обрыва, и смотрел вниз на группу, которая неожиданно расселась там полукругом. Он только что совершил обход, в одиночестве. А теперь смотрел на волны, пытаясь уловить ритм ныряющего баклана. Двадцать секунд, двенадцать секунд и опять двадцать. Он задремал, а когда проснулся, они вдруг сидели там, маленькая стайка Крузо. Делали украшения, нанизывали на нитки птичьи кольца, гнули зубную проволоку, серьги, двадцать марок за пару. В Утопии работали по три часа утром, потом двухчасовой перерыв, на «литературные штудии», так написано у Томаса Мора, Крузо ему зачитывал.

Ветер посвежел, прибой заглушал звуки слов. Одна из потерпевших крушение подняла руку, возможно Грит, которая всегда хотела все знать, со спины Эд не мог разглядеть. Крузо что-то ответил, кивнув на море. Море. Его чистый простор, его мощь. И собственные смехотворные границы. Потому-то сюда и приезжают, думал Эд. Хотят увидеть край света, видеть его постоянно, всегда.

Баклан исчез. В лучах заходящего солнца из моря поднимался Мён, выше и достовернее, как никогда. Тонкий трепетный штрих прибоя отделял воду от суши и белых меловых скал, что мало-помалу меняли цвет, становились светло-серыми, а по форме казались сродни круче, на которой растянулся Эд. Мён вроде как зеркало, думал Эд. Зеркало, с помощью которого можно увидеть себя по ту сторону, первообраз тоски. Солнце медленно опускало золотой мост над водой, вздымающейся могучими, шиферно-серыми валами и год за годом вгрызающейся в западный берег возвышенности. Посредине моста мерцали багровые очертания кострищ, план поселения на дне. Подводное сияние и слепящие блики – словно Винета [18] Легендарный город, погрузившийся на дно моря. могла в этот миг прорвать поверхность Балтийского моря, возникнуть в пространстве как третья сила, третье место, которое положит конец всем отражениям, раз и навсегда.

«Порой это болезненная работа, – поучал Крузо, имея в виду не зубную проволоку и не птичьи кольца. – Сначала вы должны… корень… Каждому из вас… то есть…» Ветер снова изменил направление.

Океанографы совсем недавно обнаружили это поселение, в точности между побережьями.

«Представь себе, они живут там, внизу. Сидят за столами, ходят гулять, они свободны, они все свободны…» Он с удовлетворением произнес это слово, а ведь Лёш знал, что это море – могила.

Теперь ветер дул на запад. Сдувал слова на воду, по золотому мосту. Эд видел, как большие грузные течения сливались друг с другом, они вдруг стали зримы – как реки из света.

«Никто не должен бежать, никогда…»

«Многие зна…»

«Полстра…»

«Свобода влечет нас…»

«Призваны к служе…»

«Беспримерное паломничество…»

«…начинается», – прошептал Эд. Ему никогда не хотелось засыпать, пока потерпевшие крушение не выскажутся до конца, но потом он все-таки засыпал, веки сами смыкались. Он вновь переживал тяжелую безмятежную усталость детства, позволявшую скользнуть из сказки в сон, из посюсторонности в потусторонность, из одной истории в другую, без порога, без границы.

Во сне Эд видел, что остров переполнен. Гавани, пустошь, возвышенность и пляжи – повсюду густая темная толпа людей. Они сидели даже на бунах и на камнях ледникового периода, торчавших из воды возле берега. Похожие на больших вялых морских птиц, только без оперения. Кожа обожжена солнцем. Бормотание их было слышно и по ночам, смешивалось с рокотом прибоя, достигало до его окна. Пляж усеян кучками фекалий и гнилыми водорослями, среди которых поблескивали дохлые рыбы и прочий мусор.

– Вот твой значок, Эд.

Крузо вытащил из нагрудного мешочка квадратный кусочек оберточной бумаги. Накрыв его ладонью, подвинул через стол к Эду.

Черная метка, подумал Эд.

Было 6 августа, выходной из выходных. День, когда неодинаковые ритмы островных заведений пересекались таким образом, что ни одно из них не открывалось, – так случалось ежегодно, обязательно и редко, как солнечное затмение, посреди сезона. День сезов.

– Наши значки соответствуют давнишним хиддензейским домашним меткам, – начал Крузо тихим голосом. – Это вроде как особые письмена, похожие на руны, какими в старину клеймили вещи, скот и даже землю, участки, в общем все, чем владели.

Он улыбнулся и посмотрел Эду прямо в глаза.

– Так повелось с времен Хитина, Хёгина и конунга Хедина с Хединсея… – Говоря о судьбоносной роли их острова в сагах Севера, Крузо выуживал из мешочка хрустящие бумажки, одну за другой. – …в Эдде, стало быть, но и в Песни о Гудрун, где конунги…