Лутц Зайлер - Крузо

– Не забывайте, в некотором смысле все мы тут потерпевшие кораблекрушение… – Директор поднял обе руки, будто желая охватить своим благословением весь свет, голос его опять стал тише. Казалось, он погружает руки в незримую стену, или в воду, или во что-то, вдруг воздвигшееся между ним и остальным миром.

Эд нервничал. Ораторское многословие смущало его, это уж слишком для судомоя, к тому же неопытного новичка , и ему было трудно сосредоточиться на кромбаховской проповеди. В углу над потным моржовым черепом кока Мике висели фотографии персонала давних лет. Кое-где на рамках фломастером помечены даты: 1984-й, 1976-й, 1968-й. На одном снимке, от 1968 года, все мужчины и женщины разом подносили к губам бутылки с пивом. Снимок казался скабрезным и прямо-таки ошарашил Эда. В противоположном углу, напротив фотографий давнего персонала, висели портреты знаменитых постояльцев, из которых Эд сразу узнал только Билли Уайлдера и Томаса Манна, а потом еще и Лотту Ленья. Рядом с нею – малюсенькая репродукция «Тайной вечери» Леонардо. Ниже – стилизованное изображение конунга Хедина, персонажа «Эдды», насколько знал Эд. На картинке двое мужчин в борьбе, в тесной схватке, притом невозможно понять, о чем идет речь – о смерти, о любви или о том и другом. Подпись гласила: «Хедин и Хединсей». Знаменитости и персонал были размещены так, что практически смотрели друг другу в глаза. Однако над всеми, почти что под потолком зала, точно икона на вершине алтаря, красовалась фотография Александра Эттенбурга в монашеской рясе, в компании ослика и кошки…

– …надо трактовать как завет первого отшельника… – В этом пункте речь была Эду знакома.

Самая новая фотография еще без рамки, просто пришпилена кнопками, апрельский снимок начала сезона, по-видимому Шпайхе. Высокий и очень худой парень. Кривая улыбка обнажала щель между передними зубами. Эд узнал его в первую очередь по очкам; почему он оставил свои очки здесь?

– …и остров стал нашим спасением, когда нас отринули не море и не рыбина, а материк…

Пока Кромбах рассуждал о «дальнейших задачах “Отшельника”» и опять называл его «нашим ковчегом» (в этом году команда явно решила не закрывать ресторан на круче по меньшей мере до сочельника, а может, и всю зиму и «оставаться здесь в полном составе», как сказал Кромбах, будто речь шла о единении семьи в тяжелые времена), Эд воображал себя частью скабрезного персонала 1968 года. Украдкой он посмотрел на Крузо, проверил, не относится ли и тот к 68-му.

Сейчас лицо Крузо как бы окаменело, казалось, он молится. Кок Мике утер потный лоб и сложил платок пирамидкой. Официант, которого Кромбах называл Кавалло, тяжело дышал и нервно поглядывал во двор. Вентилятор под потолком тихонько жужжал. Никотиново-желтые, облепленные хлопьями грязи, эти механизмы сохранились с двадцатых годов, из имущества Эмиля Хирзекорна, берлинского торговца тканями для мужской одежды, «отменными тканями», как подчеркнул Кромбах в своем историческом экскурсе, во всяком случае, так уловил Эд или пропустил мимо ушей. Поскрипывание вентиляторов переносило «Отшельника» в более теплые края, которые в данном случае могли лежать и севернее или западнее, где-то в открытом море. Их бесконечное кружение усиливало дрейф; словно фантастические пропеллеры они уносили перстол с его командой далеко в пространство, еще дальше, чем он и так уже отстоял от суши и страны…

Вновь вынырнув из своих грез, Эд увидел, что Кромбах протягивает ему через стол свою благословляющую руку. Он вскочил и схватил эту руку, от смущения чересчур поспешно. А Кромбах пожимал ему руку, пожалуй, дольше, чем следовало. Как усвоил еще в раннем детстве, Эд смотрел директору в глаза. Кромбах тоже смотрел на него, но Эд не чувствовал его взгляда. Только видел лоснящуюся, по обыкновению свежесмазанную кремом кожу, окаймлявшую глаз, да водянисто-голубой кружок с черной точкой в центре. Словно огромная усталость или болезнь притупили зрение или взгляд толком не мог выйти за пределы глаз директора, который говорил так озабоченно и серьезно, точь-в-точь настоящий капитан. Он вправду как бы и не смотрел, казалось, он не видел ничего определенного – или замечал все. Все, что касалось его самого, и Эда, и Крузо, в том числе еще только предстоявшее, да-да, Кромбах видел его насквозь. Видел, что Эд не отвечал негласному условию, что, по сути, не годился.

– All hands on deck! [5] Все наверх! ( англ. ) – Все подняли кофейные чашки, завтрак подошел к концу. – Доброго здоровья!