Сара Уинман - Дивная книга истин

Дивнии звезда очень понравилась, и она была рада подарку, но все же вернула его Джеку со словами: Подаришь в другой раз, когда будет для этого повод .

После этого она занялась приготовлением травяного отвара и отвечала односложно – хотя украдкой то и дело бросала взгляд на лицо гостя.

Джек говорил и говорил, он поверял ей свои заветные мысли, которыми до того дня не делился ни с кем, тогда как она хранила молчание. Он сообщил ей о своем намерении сбежать отсюда и путешествовать по всему миру. Он говорил, что хочет поцеловать горизонт и найти любовь под солнцем далеких стран. Он даже спел песню собственного сочинения, и чарующие звуки его голоса наполнили ее страстным томлением и ревностью, а это весьма крепкий коктейль. Но она лишь молча отвернулась и стала помешивать в кастрюльке свое варево. Спустя много лет Джек напомнит ей этот день и расскажет, как больно он был уязвлен таким демонстративным безразличием.

Осень пришла вместе с холодными ветрами, сметавшими с деревьев листву. Они с Джимми сняли коттедж на краю вересковой пустоши и худо-бедно там обустроились. Живот ее так и остался плоским, и Джимми больше не заговаривал о свадьбе. Он мог считаться Королем, но она-то никогда не была Королевой; и он все чаще пропадал допоздна, а когда возвращался домой, от его несло выпивкой и другими женщинами. С этими запахами и словами раскаяния на устах он будил Дивнию, овладевал ею в дополнение к тем, другим, и умолял никогда его не покидать.

Почти каждую ночь она слышала чьи-то шаги перед домом, выходила с фонарем на крыльцо и порой заставала там Джека, который, покрывая брата, выдумывал какое-нибудь малоубедительное объяснение его задержке. Но в большинстве случаев она не заставала перед домом никого, ибо услышанные ею шаги перед дверью были всего лишь поступью Сомнения.

И вот однажды – какая неосторожность! – она впустила Сомнение в свой дом. Они вместе присели на постель, и она спросила Сомнение, что ему здесь нужно.

Ты сама знаешь, сказало Сомнение.

Но Джимми был послан мне судьбой, сказала она.

В ответ Сомнение издевательски взвыло, подражая голодным волкам.

Тогда зачем было меня впускать? – спросило оно. Знаешь, при других обстоятельствах мы с тобой могли бы неплохо поладить.

И оно, раскурив большую толстую трубку, откинулось на подушки и почесало свое брюхо с этакой ухмылочкой обольстителя.

Вон отсюда! – сказала Дивния. И чтобы духу твоего тут не было!

Она не хотела, чтобы дух Сомнения витал в этих стенах, – и тем более не хотела, чтобы его учуял Джимми, вернувшись домой поздно ночью.

Зима опустилась на пустошь, и дневной свет с трудом отвоевывал несколько тусклых часов в промежутке между ночами. В коттедже всегда стоял холод.

Дивния была неприхотливой и выносливой, но всему есть предел. Она заболела и постепенно превратилась в ходячий мешок с костями. Ее мама больше не приплывала к ней по ночам, потому что ландшафтом ее сновидений стало высохшее, мертвое речное русло. Она не могла расслышать звуки воды, даже когда заходила по колено в море. И она перестала купаться – разве что в глазах Джека, где отражались образы той Дивнии, какой она была прежде, и той, какой она могла бы стать. Временами это было так мучительно, что она просто не решалась посмотреть ему в глаза.

Она слишком обессилела, чтобы думать о какой-то другой жизни; ее былая отвага испарилась, и ее огонь угас. Ох, Джимми-Огнеборец, твое прозвище оказалось пророческим!

Но вот как-то среди дня, когда Джимми не было дома, в дверях появился Джек. Он прошел в комнату и сел за стол – бледный, сосредоточенный и напряженный, чем-то похожий на цаплю, когда та застывает, подстерегая добычу. И еле слышным голосом он произнес три заветных слова, которые изменили все. Как будто зима в один миг обернулась весной.

Это был я, сказал он.

И добавил еще три слова, дотронувшись до ее руки.

В твоем стакане, сказал он.

Я знаю, сказала Дивния.

Она взяла его лицо в ладони и крепко-крепко поцеловала. И Сомнение с тех пор больше не появлялось. Никогда.

Теперь Джек чаще приходил в их дом. Он снова начал улыбаться, поскольку горизонт его мечтаний вдруг оказался в пределах досягаемости. И он снова начал петь, особенно в присутствии Дивнии, которая теперь также выглядела оживленной и приободрившейся. Меж тем среди местных пошли пересуды об их подозрительно близкой дружбе, и вскоре уже сплетни вихрем закружили над округой. Птицы в гнездах задирали головы и топорщили перья, принимая этот вихрь за обычный ветер, но не видя тому естественных причин, пока их мимолетом не зацепило что-то вроде крепкой оплеухи. Что это было? – озадаченно спросил один дрозд у другого. Сам не пойму, ответил второй. И как мы могли это прозевать?