Вениамин Колыхалов - Горислава

Ганя от меня ни на шаг. Обхаживает, как девушку — неудобно даже. Схватит мой котелок, бежит к полевой кухне за кашей. Свернет самокрутки, одну мне подает и огоньком поделится. Думаю: ну вот, и дружком обзавелся. На войне первейшее дело — сдружиться. Война ведь на всех нас вихрем налетела. Кого от плуга оторвала, кого от станка токарного. Приехали мы, слились в роты, батальоны, армии. Мужики с Дона своих донских отыскивают. Сибиряк сибиряку рад. Осетин — осетину. Ну и нас с Ганей по крестьянской закваске друг к другу потянуло. Быстро сроднились. Тоже старался услужить парню. Его бритву опасную на своем ремне правил. Сапоги починил ему. Из дома я прихватил с собой шило, гвоздики, моток дратвы. Груз для солдата не велик, но важен. Война — не мать родна, сам за собой пригляд веди. Ниточку, иголочку имей да молчать умей, приказ командира внимательно слушай…

Бежит Васюган, ловит каждое слово бойца последней войны. Не крепка у воды память, да крепка у солдата. Струится река среди зеленого однообразия болот, лугов, мимо залесенных увалов. До самой Оби с пути не собьется. Зимой будет пробираться на ощупь подо льдом и под снегом в долгой, нудной темноте. И тогда не нарушит векового притяжения, не запамятует, куда надо стремиться, чтобы соблюсти вечный закон вечного движения.

Терентий Найденов тоже не сбился с пути жизни. Он не искал иного добра, чем то, которое давал колхоз на Васюгане. Приверженность к нелегкой нарымской земле была сильной. Множество иных краев повидал Терентий Кузьмич. Видел такие земли, где даже угрюмые камни выжимали из своих щелей яркую зелень упрямых растений. Там за одну неделю обрушивалось на поля и леса столько тепла и солнца, сколько не подарит все нарымское лето. Скупа на тепло земля сибирская. Чего недодает северное солнце, охотно дарит русская широкозадая печь. За окнами наперебой пересказывали новости странствий ледяные ветры, а запечные сверчки славили устойчивое тепло чисто выбеленной кирпичной махины. И забывался юг, виденный в военных походах, монотонный шум настырного прибоя, горячее солнце с обрушительным ливнем лучей. Другие ветры успели спеть много песен, но в голове сапера Найденова постоянно звучала долгая проголосная песня северных ветров. И даже в вое снарядов улавливался вой затяжной нарымской пурги.

От курка винтовки Терентий ни разу не намозолил указательный палец. Ноги мозолил и не раз: дорог выпадало солдату больше, чем патронов. И чем больше стелились они перед ногами — большие и малые, проселочные и асфальтированные, лесные и луговые — тем отчетливее виделась послепобедная железная дорога домой. Часто вставала наяву и в снах стальная долгожданная дороженька до Томска. Она увозила на войну. Должны же вагонные колеса отстучать и победный марш.

Васюган течет медлительно и важно. Сознает, что и он причастен к победе над лютым врагом. Он был в тылу воином труда. Кормил бойцов и трудармейцев рыбой. Перенес на своей несогбенной спине множество кубометров ценной древесины. Доставлял баржи с хлебом северных колхозов, с тюками меховой одежды для бойцов, с пучками лыж для лыжных батальонов сибиряков. Перевозил на палубах и в трюмах речных судов горы ружейной болванки для военных заводов, посылки для фронтовиков, бочки с рыбой и ягодой. Увозил на фронт здоровых мужчин. Вертал увечных. Доставлял страшные похоронки в плотных конвертах… Все было… все прошло… Васюган тоже стоически вынес весь путь от войны до победы, Васюган являлся для страны и фронта лишним орудийным стволом. Для затерянной в лесах и болотах Авдотьевки многими лошадиными силами, опорой и поддержкой в годины тяжкого труда.

Молчим, глядим на плавную текучесть темной воды. Ярко и свежо блестит под солнцем зелень лугового заречья. В высокой синеве сбились с пути, заблудились в безмерных просторах недвижные облака. Июльская жара легко усыпила кусты и травы. Васюган умудрялся спать на ходу, подталкиваемый силой упрямого течения.

Палящее солнце вынудило забрести в мелководье двух крупных ворон. Они смешно приседали, погружали в воду головы. Резко встряхивали ими, обдавая себя крупными брызгами. Расправив крылья, распушив хвосты, с прискоком бегали по крепкому песчаному дну. После недолгого приятного купания выбрели на сухой песок, принялись чистить клювами перья. Взлетели, сели на корягу. Торопливо трясли хвостами-веерами. Искрилась под лучами мелкая водяная пыль.

Терентий Кузьмич смачно зевнул, потер икры занемевших ног.