Джон Бойн - История одиночества

— Как поживаете, дядя Одран? — спросил Джонас.

— Спасибо, хорошо. По-моему, с нашей последней встречи ты еще больше вымахал.

— Растет без удержу, — сказала Ханна.

— Ну разве что чуть-чуть, — возразил Джонас.

— А что это за прическа? — Я старался говорить дружески. — Сейчас так модно?

Джонас пожал плечами:

— Не знаю.

— Ему надо срочно постричься. — Ханна развернулась в кресле: — Почему не сходишь в парикмахерскую, сынок?

— Схожу, если дашь три с полтиной. У меня ни гроша.

— Отстань. — Ханна вернулась в прежнюю позицию. — Мне и без того хлопот хватает. Вот я тебе расскажу, Одран. Собери мозги, говорит мне миссис Бирн, а не то… Кто бы говорил, я-то на этой работе на восемь лет дольше ее.

— Да, ты рассказывала. — Я доел бутерброд и принялся за второй. — Посидишь с нами, Джонас?

Он покачал головой и прошел в кухню:

— Я просто хотел попить.

— Как учеба?

— Хорошо. — Джонас заглянул в холодильник и недовольно сморщился.

— Вечно уткнется в книгу, — сказала Ханна. — Такие мозги надо на что-то тратить.

— Ты уже решил, кем хочешь стать? — спросил я.

Племянник что-то пробурчал, но я не расслышал. Наверное, какую-нибудь дерзость.

— Этот парень будет, кем захочет. — Ханна не отрывала глаз от Джорджа У. Буша, произносившего инаугурационную речь.

— Я точно не знаю. — Джонас вернулся в гостиную и скользнул взглядом по телевизору. — Филологическое образование ни к чему не готовит, но как раз филология меня интересует.

— По моим стопам не пойдешь, нет? — спросил я.

Джонас потряс головой и, слегка покраснев, незло рассмеялся:

— Вряд ли, дядя Одран. Уж извините.

— Еще неизвестно, как у тебя все сложится, — сказала Ханна. — А вот дядя твой сотворил себе благородную жизнь.

— Я знаю, — ответил Джонас. — Я не хотел…

— Я просто пошутил, — пресек я извинения. — Тебе всего шестнадцать. Наверное, в наше время всякий шестнадцатилетний юноша, выбравший мое поприще, напрашивается, чтобы друзья его съели живьем.

Джонас посмотрел мне в глаза:

— Вовсе не поэтому.

— Ты знаешь, что в газете напечатали его статью? — спросила Ханна.

— Ну, мам! — Джонас бочком двинулся к двери.

— Что-что? — удивился я.

— Статью, — повторила сестра. — В «Санди трибьюн».

— Вот как? — нахмурился я. — И на какую тему?

— Да это не статья. — Джонас залился румянцем. — Рассказ. В общем, чепуха.

— Что значит — чепуха? — вытаращилась Ханна. — В кои-то веки наше имя появилось в газете.

— Значит, рассказ? — Я отставил тарелку и повернулся к племяннику: — Литературное произведение?

Джонас кивнул, избегая моего взгляда.

— И когда напечатали?

— Пару недель назад.

— Что ж ты не позвонил? Я бы хотел прочесть. Все равно молодец. Стало быть, рассказ. Так ты этим хочешь заниматься? Писательством?

Джонас пожал плечами; казалось, он смешался не меньше, чем от моей необдуманной реплики на поминках. Чтобы еще больше его не смущать, я отвернулся к телевизору.

— Ну что ж, удачи, — сказал я. — Это великая цель.

Джонас вышел из комнаты, а я усмехнулся и взглянул на сестру, углубившуюся в программу передач.

— Надо же, писатель.

Ответ меня слегка озадачил:

— От Брау-Хед до Банбас-Краун [4] Брау-Хед — самая южная точка Ирландии, а Банбас-Краун — самая ее северная. пешком далеко. — Потом сестра отложила журнал и уставилась на меня, словно впервые видела. — Ты так и не рассказал, что случилось с мистером Флинном.

— С кем? — Я порылся в памяти, но не отыскал в ней никаких Флиннов.

Ханна тряхнула головой — мол, неважно — и прошла в кухню, оставив меня в недоумении.

— Я заварю чай, — сказала она. — Выпьешь чайку?

— Выпью.

Когда Ханна появилась с двумя чашками кофе, я промолчал. Видно, сестра о чем-то задумалась; выглядела она рассеянной.

— Все хорошо, Ханна? — спросил я. — Ты на себя не похожа. Тебя что-то беспокоит?

Сестра помолчала, затем подалась вперед и прошептала:

— Я не хотела говорить, но раз ты сам начал… только между нами… по-моему, Кристиан нездоров. Его мучают головные боли. Но разве он пойдет к врачу? Поговори с ним, меня он не слушает.

Я просто онемел. О чем это она?

— Кристиан? — выговорил я наконец. — Но ведь он умер.

Ханна посмотрела на меня, словно я хлестнул ее по лицу:

— А то я не знаю. Я же его хоронила. Зачем ты напоминаешь?

Я растерялся. Может, я недослышал? Я тряхнул головой. Ладно, бог с ним. Я выпил кофе. В девять часов начался обзор новостей, я посмотрел, как Билл с Хиллари, попрощавшись с нацией, садятся в вертолет, и сказал, что и мне, пожалуй, пора.