Владимир Личутин - Беглец из рая

...Может, я и лгал, но это была ложь во спасение. Если бы я знал, как удержать женщину подле себя, то не расходился бы с ними по пустейшему случаю... Но язык-то наш без костей, особенно язык любомудра, всегда охваченный сладким жаром чесотки.

– Вы ничего не понимаете, Павел Петрович, – отстранилась от меня гостья, губы сразу потонели, по-строжели и обидчиво задрожали.

«Господи, как непостоянны, переменчивы женщины», – подумал я, наблюдая за Татьяной. Вот и я уже враг для Татьяны.

– Поликушка уже две недели приходит к нам по ночам. Однажды я проснулась, слышу, кто-то шляется по кухне, зажигает огонь на плите, наливает воду в чайник, со стуком ставит на горелку. Потом заплакал, горестно так, со всхлипами... Я Катузова разбудила, меня дрожь бьет... Пошли на кухню. Там никого... Это что, привидение? Катузов говорит, у меня крыша поехала... А на следующую ночь снова. Уже Илья будит. Кто-то, говорит, по кухне шатается. Иди, говорит, проверь... Меня посылает. Трус. И так всю неделю. Ведь спать страшно. Как жить, Павел Петрович?

– Вам успокоиться надо... Вы готовитесь к поездке во Францию, у вас возбуждение... Первый выход в свет... Попейте травку... Привидения – это образы, покинувшие темницу вашего подсознания. Это мысли и чувства, облекшие форму, нашедшие свое тело. Их не надо бояться или догонять; они побродят и вернутся добровольно обратно. Вы же шили одежды для ангелов.

– Господи, какая травка, какая Франция?.. Вы умный вроде бы человек, а как глухой... Я говорю, что Поликушку земля не принимает. Его убили... Я заявлю в милицию, пусть разбираются. Ведь не мог Поликарп Иванович так сразу умереть, ему так хотелось жить. Эта квартира кровавая... Я не могу в ней оставаться.

– Успокойтесь, Танечка... Хотите, я приглашу батюшку, он освятит квартиру и выгонит нечистую силу, – ухватился я за внезапную мысль.

– Вы думаете, поможет? Вы считаете, что Поликарп Иванович умер своей смертью?

– Милая моя... Ну, конечно же. Вы начитались детективов, насмотрелись ужастиков по телевизору. Постоянно торчите дома, не выходите на улицу. Вам нужен вечерний моцион, прогулки под луною с мужем и собачкой. Заведите мышиного жеребчика, а лучше карманного песика с рукавичку, прижимайте почаще к груди: снимает стрессы, у собачки совсем другое, живое, энергетическое тепло. Она будет ластиться к вам, дрожать крохотным тельцем, возбуждать жалость. Вы слишком напряглись внутренне, вам надо кого-то жалеть. И обязательно...

– Вы что, держали собаку? Так красиво говорите.

– Не держал, но знаю... Танечка, чтобы знать все о бифштексе, совершенно необязательно жариться на сковороде. Так что советую... А хорошо бы привести в дом кудрявую болонку с мечтательным взглядом. Ее можно завивать щипцами, наряжать в платьице, мыть шампунями, укладывать на ночь с собою в постель, когда муж в партии, кормить с ложечки. Иль лакомку шпица... Он напоминает любовника, принявшего собачье обличие и прокравшегося к вам в спальню. Его можно ласкать, не растрачивая души, но сохраняя сердце для будущей любви. Они, конечно, не заменят вам ребенка. Но пока, но пока... Женщина не терпит в себе пустоты, она боится пустоты, ей хочется заполнить себя всю, чтобы после излиться. Пусть всяким никчемным сором, пошлостью, ненужными мелочами и заботами, но заполнить под завязку... И тогда жизнь покажется полной и завершенной, пусть и на короткое время. Особенно, когда редко с пузом... Ей надо постоянно обновляться. Как бы заново являться на белый свет. Она сто раз рождается и сто раз умирает, видя себя в зеркале лишь прелестной девочкой... И значит, проживает сто жизней и потому так часто восклицает: «Ой, как я устала!»

Танюша, милая, вам обязательно надо переменить обстановку иль завести любовника... Что я говорю! Шучу, шучу... – Я торопливо отвел взгляд, чтобы не выдать себя: мне так хотелось, чтобы с таким же участием утешали меня, помазывали душу мою медом словес, хоть бы чуточку пожалели, и тогда бы сердце мое отволгло и облегчилось слезами с той же непроизвольностью, как у Татьяны; вспотевшие ладони мои, бестолково теребящие покрышку дивана, то и дело натыкались на круглые женские колени, заманчиво выглядывающие из-под куцего полосатого халата.

Наверное, я говорил бестолково, но со всей искренностью, на какую был способен, хотя внутренне извивался, как вспугнутый в болоте уж, ибо собственная вина томила сердце. Система сбоев (антисистема), которую я сочинил, уже давала свои плоды, разваливаясь на моих глазах, и все попытки сохранить ее были обречены. Эх, батюшки-светы, почему я постоянно влезаю туда, куда не просят?