Герман Садулаев - Иван Ауслендер - роман на пальмовых листьях

Вот так мне Олег рассказал. А я стою и плачу от радости. Потом обнимаю Олега и говорю: чадо моё! Как я горд тобой! Как светло мне за тебя перед Христом, Господом нашим! Велика милость Господа! Милостью Господа ты покорил гнев, смирил гордыню, стал аки агнец, сам Христу подобен! А номер-то джипа запомнил? А он тоже плачет, обнимает меня, силится руку мою поцеловать и говорит: батюшка, только вашими молитвами, вашими наставлениями! Вы меня, падшего, спасли и направили к свету! А номер вот он, на бумажке записан.

Той же ночью группа неустановленных лиц в чёрных балахонах появилась около джипа западного лесовика на парковке и в три минуты, железными трубами орудуя, превратила джип в металлолом. Олега и семью мы временно укрыли в монастыре, чтобы избежать недоразумения. Западный лесовик пришёл в полицию, требовал, чтобы всех нашли и убили. А полицейский его успокаивал: нету, говорит, никаких примет. Все в балахонах. Только так и видны на записи видеокамеры. Откуда пришли – непонятно. Да вы не расстраивайтесь. Никого ж не убили. А я вам справочку напишу, и вы от страховой компании возмещение получите. А лесовик плачет: не застрахована была машина. Не за-стра-хо-ва-на! Горе было у человека. Так мне полицейский на исповеди потом рассказывал.

За последующий месяц было таких же случаев десять или двенадцать. Стреляли по колёсам джипов, били стёкла, кирпичами кидали. Все джипы извели. Но никого не убивали, нет. Это строго. Потому что никого нельзя убивать, не только человека, но даже и кошечки. Если человек совсем плохой, то можно ему сломать ногу. И клеймо на щёку поставить. Чтобы каждый порядочный христианин видел, когда к нему приближается злодей. Так князья в древности делали.

Сначала работала группа в чёрных балахонах. Их прозвали «монахи», хотя то не монахи были, а я даже и не знаю кто. Потом уже и сам народ, иногда и без балахонов. А потом не нужно стало и портить имущество. А если какой лесовик, или чиновник, или другой большой и сильный человек вёл себя плохо, то ему ватсапом присылали с непонятного номера картинку монаха. Любого монаха картинку. И человек становился более скромным. А что тут поделаешь? Привезли бригаду бандитов – а кого бандитам наказывать? Все люди как люди, обычные. А ночью окружили гостиницу, где бригада бандитов отдыхала перед завтрашними делами, триста человек в балахонах. И факелы зажгли. И просто постояли минут десять да разошлись. Бандиты утром по коням – и куда подальше. Вызывали ОМОН. А что ОМОН? Паспорта проверил у жителей. У всех есть паспорта. Если у кого оружие – то есть разрешение. Искали балахоны. И у каждого в доме нашли балахон. Потому что летом, когда идёшь в лес, там комарьё, там без балахона никак, так объяснили. Пять сотен балахонов изъяли, да и бросили это дело.

А лесовики присмирели. И вообще стало у нас мирно, спокойно. Люди друг другу «здравствуйте» говорят, улыбаются. Если у кого машина получше, так тот старается всех пропускать, едет тихо, а паркуется на самом неудобном месте, проявляя скромность. Вот так, сын мой, любовь Христова победила людскую спесь. Тако же и везде будет. Ни политики, ни законы, ни реформы нам не помогут. А только смирение, сострадание и Христова любовь. Аминь.

После Архангельска была конференция в Париже. Вернувшись из Поморья, Ауслендер сразу стал собираться во Францию. Он купил билет в Париж через Стамбул. В телевизоре нагнеталась антитурецкая истерия. Ауслендер подумал: если рейс отменят, значит, не судьба. Но ничего не отменили. Компания Turkish Airlines спокойно осуществляла свои полёты. Ауслендер прибыл в Стамбул, ночью погулял около Святой Софии, утром вылетел из Стамбула в Париж. В Париже Иван Борисович принял участие в санскритологической конференции, как и планировал. Французский форум совсем не походил на поморский. Если в Архангельске Иван Борисович чувствовал себя единственным сухим профессиональным учёным среди влажных и романтических любителей, фолк-лингвистов, то в Париже, наоборот, Ауслендер себя чувствовал любителем в окружении профессионалов. Не все в российской делегации были рады участию Ауслендера. Зря вы думаете, что филологи, лингвисты, санскритологи, востоковеды и прочие учёные – скучные и бесстрастные люди. О нет! Знали бы вы, какие эмоции кипят в научном мире. Зависть, ревность, интриги. Нашлись неравнодушные российские коллеги, которые обратились к попечительнице форума, герцогине Ю., заявив своё резкое неприятие того факта, что Ауслендер приглашён на конференцию и, таким образом, получается, представляет российскую санскритологию, на что очевидно не имеет права, так как, во-первых, не является действительным учёным, а ушёл в торгаши, во-вторых, запятнал себя участием в политической жизни, чем бросил густую позорную тень на чистую академическую санскритологию, и, в-третьих, как он, этот самый господин Ауслендер, неоднократно сам заявлял, не скрывая, он не признаёт комментарии Бхаскары к «Ригведе» и основанные на комментариях Бхаскары современные переводы на европейские языки, он имеет наглость считать, что ритуализм Бхаскары является поздней попыткой интерпретации поэтики «Ригведы» в ключе школы пурва-миманса и что многие толкования Бхаскары натянуты, что гимны не являлись приложением к ритуалам, напротив, ритуалы разрабатывались на основе литературных метафор из гимнов, в общем, этот господин всё ставит с ног на голову! К тому же недавно он посетил совсем уж смешное и нелепое сборище псевдосанскритологов в Архангельске, где, вероятно, выступал в поддержку старой и глупой теории о полярном происхождении Вед. Герцогиня Ю. оправдывалась тем, что не финансировала приезд Ауслендера, он приглашён всего лишь как свободный слушатель, каковой может зайти и с парижской улицы. Иван Борисович, чтобы не распалять страсти, не стал брать слова и не выступал ни в одном из семинаров конференции.