Сэм еще раз напомнил мне, что наши шансы, согласно статистике, расцениваются как один к пяти. Да знаю я! Прекрасно знаю. Да, шансов не так уж много, но они есть. В конце концов, два дцать процентов - это немало. Когда делали снимок, оба эмбриона были живы.
– Ты только подумай, Сэм, - сказала я. - Два живых комочка, которых зачали мы с тобой. И теперь им только и нужно продержаться внутри меня несколько дней. А потом все пойдет так, как задумано природой.
Занятное дело: энтузиазм Люси, ее сила воли и положительный настрой оказались заразительными. Чем больше я смотрел на фотографию, тем более реальными становились для меня эти два полупрозрачных комочка. В конце концов, они ведь уже нормальные развивающиеся эмбрионы. Начальная точка отсчета жизни ими уже пройдена. И не буду отрицать, что в некотором роде они выглядят очень даже крепенькими - ну, я имею в виду крепенькими для трехклеточных организмов.
– Еще бы им не быть крепенькими, - сказала Люси. - Ты только представь, через что им уже пришлось пройти! Сначала их вытянули из меня пылесосом, а из тебя выдавили в холодную пластиковую посудину. Потом их крутили на центрифуге и трясли до тех пор, пока они с размаху не налетели друг на друга, потом размазали по стеклу, засунули под микроскоп, снова засосали в какую-то трубу и выдавили шприцем в меня. Да это просто курс выживания в экстремальных ситуациях. Наши Дик и Дебби - прирожденные спецназовцы!
Между прочим, она абсолютно права. Если этой парочке удастся снова выбраться из тела Люси, они должны стать либо десантниками, либо циркачами. И они сумеют своего добиться. Они сделают это. Не вижу причин, почему бы им это не удалось! Если только они смогут сейчас продержаться на месте еще несколько дней - пока в них не станет побольше клеток.
Вдруг Люси прошептала, обращаясь к своему животу:
– Держитесь, Дик и Дебби.
Прозвучало это как шутка, но я понял, что она имела в виду, так что я повторил вслед за ней погромче:
– Держитесь, Дик и Дебби!
Потом мы стали хором кричать это в полный голос.
И потом мы еще долго сидели вдвоем, смеясь и крича свои пожелания животу Люси.
Как бы теперь все ни повернулось, в одном я уверен: очень хорошо, что мы все это затеяли.
Дорогая Пенни.
Пишу тебе и думаю, не последнее ли это мое тебе грустное письмо? Долгое, казавшееся бесконечным ожидание близится к концу. Осталась только одна вагинальная свеча (всего их было девять плюс еще три довольно болезненных внутримышечных укола). Надеюсь, Дик и Дебби понимают, на что я иду ради них. Сэм говорит, что если они такие крепкие и продвинутые ребята, какими мы их представляем, то примерно через восемь с половиной месяцев я уже смогу поговорить с ними. Мне остается только надеяться, что наши надежды не чрезмерны. Нельзя забывать, что у нас всею один шанс из пяти.
Сэм заявил, что любой родившийся у меня ребенок будет уникальным, единственным на миллион.
Потом мы с ним долго целовались.
Чувствую я себя прекрасно - скрывать тут нечего. Больше того: я не ощущаю ни малейшего намека на предстоящие месячные, а ведь обычно я начинаю чувствовать их приближение чуть ли не за неделю. Сэм согласен, что это очень хороший знак.
Ну да ладно, ждать осталось совсем недолго. Послезавтра мы едем в клинику, где я должна сдать анализ крови, и тогда уже все станет ясно. Я взяла с Сэма слово, что по такому случаю он возьмет на работе отгул. В последнее время он работает очень много (хотя ума не приложу, над чем именно - по-моему, Чарли Стоун лепит в эфир первое, что придет ему в голову, а приходит ему чаще всего слово «член»). В любом случае я не хочу узнавать такие новости в одиночестве.
После долгих поцелуев Сэм как-то вдруг внезапно посерьезнел и сказал, что когда все станет ясно, к лучшему или… нет, конечно, мы надеемся только на лучшее; так вот, когда все станет ясно, ему нужно будет сказать мне что-то важное. Я, конечно, согласилась, а он добавил:
– Нет, правда, это будет очень серьезный разговор - обо всем, что произошло с нами в последние месяцы, обо всем, что мы вместе чувствовали и пережили.
Я восприняла это как хороший знак, потому что, как я уже говорила, Сэм не тот человек, который легко идет на контакт. Сегодня же он намекнул мне, что хочет поговорить о том, насколько ему важно состояться как писателю и какие жертвы нам обоим придется принести ради этого, и еще о многих вещах.
Он сказал, что хочет, чтобы мы съездили куда-нибудь на эти выходные. Вне зависимости от того, какими будут новости в клинике, мы уедем и… ну, и поговорим.
Читать дальше