Александр Пелевин - Здесь живу только я

Зачем. Вот все. Это. Петр спрашивает себя тысячный раз. Встает, пинает стул — он с грохотом падает на пол. Садится у стены и закрывает лицо руками.

А перед глазами расплывчатые разноцветные фигурки — следы от осколков света, оставшегося под веками. Кружатся, неуловимые — стоит заострить на них взгляд, как они уходят куда-то в сторону и медленно тают в черно-бордовой темноте закрытых глаз. За ними всегда интересно наблюдать. Вот рассыпчатая нежно-голубая спираль медленно мерцает в пустоте, меняя размеры и постепенно тая, как облако в жаркую погоду. Вот что-то, похожее на рыболовный крючок — или на полумесяц? Ха-ха, а ведь оно сейчас нас всех тут и поймает. Гони его прочь, в ту пустоту, откуда и пришел, оттолкни его острием невидящего зрачка. А вот еще что-то ярко-туманное проплывает, по форме напоминающее глаз. Мерцает нежно-салатовой краской. Качается. Зачем здесь еще один глаз? Ведь хватает и своих двух. Может быть, это подарок? Может быть, с глазом надо что-то сделать? Может быть, он пригодится? Он пытается зацепиться за него зрачком, но, как и остальные фигурки, глаз уходит за пределы видимости и начинает медленно расползаться, даже нет — он теряет свою правильную круглую форму и начинает растекаться по темному бархату закрытых век. Будто проколол его случайно. А вот еще один появился. На этот раз не уйдет. Петр сжимает руку в кулак, рычит сквозь зубы — поймал, поймал! — и кладет его в карман штанов. Вот еще один. Руку в кулак — и в карман. И еще один, и еще. Это осень! Осень! Осенний глазопад! Они срываются с веток, падают, кружатся вокруг Петра, влекомые сырым ноябрьским ветром, и вокруг темно, вокруг ни черта не видно, потому что сегодня — день вселенского глазопада. Они опадают безжизненно, тихо, их шорох не слышен за стуком дождя по окну. Высыхают на холодном ветру. Слепнут, беспомощные. Значит, время собирать их везде, где видишь, ловить руками, жадно рассовывать по карманам их желудевые россыпи, бережно отогревать в горячих ладонях и смотреть, смотреть, смотреть, как они оживают, загораются невообразимыми цветами, заново учатся видеть. И видят тебя, благодарят тебя, хотят остаться у тебя навсегда. Фейерверки падающих глаз, мелькающих на звездно-августовском небе — загадай желание, когда-нибудь обязательно исполнится. Только успей загадать. Только правильное желание. Только одно, других никогда не будет. И не потеряй его, догоняй, зацепись за него всеми силами, и пусть он сквозь пальцы студенистой слизью вытекает, как радужная медуза, вытянутая дрожащими ручонками из моря-океана — лови, держи, неси в себе, неси на себе, не отдавай никому и никогда.

Стоп.

Что здесь вообще происходит?

И ему кажется, что прямо над ухом раздается оглушительный хлопок.

Однажды Владимир Ильич Ленин тяжело заболел.

Врачи ничего не могли сделать и лишь беспомощно разводили руками, а Владимиру Ильичу было все хуже и хуже. Он отстранился от государственных дел и жил теперь в подмосковных Горках. Даже во время этой болезни он продолжал работать.

Товарищи по партии были сильно огорчены болезнью Ильича. Собрались они на съезд и стали думать, что делать. В конце концов они решили подарить Ленину котика, чтобы хоть как-то его подбодрить.

Обрадовался Владимир Ильич котёнку, заулыбался, как ребёнок, от души поблагодарил товарищей. «Спасибо вам, — говорит, — за котика.» А котёнок смотрит на него широкими глазами и мурлычет.

Подружился Ленин с котёнком. Каждый день, несмотря на болезнь, он играл с ним, ухаживал за ним. Станет Ильичу грустно, задумается он о тяжелых временах, о болезни своей — а котик тут как тут: потрется о ноги, запрыгнет на коленки, прикроет глазки и замурлычет. А Ильич улыбается и котика гладит. А по ночам Надежда Константиновна Крупская слышала, как Ленин с котиком о революции разговаривает, мемуары свои читает, а тот ему тихо-тихо, еле слышно что-то отвечает.

Настолько рад был Ленин, что даже здоровье его стало улучшаться. Врачи говорят: «Молодец вы, Владимир Ильич, сильный у вас организм, стало быть.» А Ильич прищурится хитро и отвечает им: «А за это, батенька, вы котику спасибо скажите. Он меня лечит».

Но через несколько месяцев пропал котик. Долго его искали — нигде найти не могли. Как будто в воду канул. Убежал, вестимо. Сильно тогда расстроился Владимир Ильич, хмурый стал, неразговорчивый. И состояние его стало ухудшаться — до того ухудшаться, что стало ему еще хуже, чем раньше. Даже с постели не вставал. «Найдите котика моего» — говорит.