Екатерина Асорина - С бесплатным вас Новым годом!

И, еще раз удостоив вонючего чмошника вежливо-презрительным взглядом, отвернулся к пышнотелой, блондинистой кассирше-Снегурочке, обладавшей такими откровенно-вызывающими сексуальными формами, что к магазинной двери впору было прикрепить предупреждение: «Вход только для взрослых и только с закрытыми глазами».

Мужик же, пробормотав себе под нос что-то невнятное, вроде «прости мя, Господи», стащил с ноги такой же старый, как и он сам, кирзовый сапог, потом вздохнул и, поднатужась, освободился от второго. Затем снял носки, за которыми последовали костюм, рубашка, галстук, майка… Наконец, оставшись в выцветших, ситцевых, вытянутых до худющих синих колен красноармейских трусах, он осторожно-тактично кашлянул в кулак:

— Куда итить-то?

Шурик надменно повернулся и, оторопев, замер. С его живописных щек тут же слетел жизнерадостный румянец, веснушки моментально побледнели.

— Эт ты чего? — удушенным голосом произнес он. — Зачем это в трусах-то?

— А Василь Фомич сказал, что в трусах можно не снимать, — не совсем правильно стилистически, но вполне понятно по-человечески ответил мужик и яростно почесал правую подмышку.

— Да… ты… вы… это… — переклинило «охранялу». — Ты это, вы зачем? Почему? И чего тут вообще?

— Чего? — удивился мужик. — За колбасой пришел. На продолжение Нового года, то ись.

— А растелешился чего?

— Как это чего! — рассердился мужик, нагнулся над положенным на отопительную батарею пиджаком и снова достал тетрадный листок: — Вот! Главный вход. Правильно?

— Ну, — кивнул Шурик, так и не придя в нормальное сознание от вида этого отвратительного, порочащего человеческое достоинство стриптиза.

— Гну! Пятый этаж. Дверь номер два. Чего тебе еще-то?

— А тебе? — раскипятился наконец охранник, вдруг непростительно позабыв главное правило цивилизованной торговли. — А? За каким… лохмотья свои вонючие здеся развесил проветривать? В баню, что ли, приперся, чмошник неумытый? — и замахал руками по воздуху: — Ну и вонизьм! Ты когда последний раз мылся-то, турок?

— На Пасху! — не растерялся мужик. — А чего? У нас же в поселке в прошлом новогоднем годе баню сожгли, — пояснил он уже более миролюбиво. — Новые русские алкоголики. Вместе с банщиком. Ничего. Живем помаленьку, не тужим. Как говорится, мойся тот, кому чесаться лень. А щас и снежком можно.

— «Не тужим»… — передразнил его страж порядка. — Одевайся быстрей, пока покупателей нет! Тоже мне, нашелся… Тарзан-стриптизщик!

— Извиняюсь… Так эт чего же? — снова растерялся мужик. — Вы чего ж? Вы не главный вход? Не номер два?

— Какой тебе номер два? — взорвался Щурик, теперь уже окончательно и бесповоротно, и позвал кассиршу: — Нюрк! Поди-ка, чего покажу-та!

— Ой! — повернулась девица и тут же открыла свой кровожадно-раскрашенный снегурочкин ротик. — Ты чего, старый? Ты психический, что ли? Сейчас покупатели итить начнут, а тут ты стоишь! Чего придумал-то, алкаш? Чего заголился?

Поддерживая обеими руками свои предательски спадающие «красноармейские несравненные», мужик непонимающе мотал головой и переводил полный растерянности взгляд с Шурки на Нюрку.

— А это… ну, как же… — никак не мог обрести он дар речи. — Сами же говорил и… кто разделся, тому колбасу… забесплатно… кто скока унесет… хоть в обе руки… Наш Василий Фомич врать не будет! Он непьющий! И вообще язвенник… Или я все-таки адрес не тот перепутал? Может, это вообще другой дом? Без колбасы? А где же забесплатно?

— Так ты, старый, тоже из халявщиков? — радостно ощерилась девица и захохотала: — Опоздал, милай! Это у нас позавчера было! Новогодняя рекламная акция! Не, ты понял, Шурк? А этот… подумал, что теперь всегда так будет! Ты чего, мужик? Дурак совсем или какой?

— Какая акция? — теперь уже растерялся и Шурик.

— Да новогодняя! Ты как раз отгулы гулял! Акция! Рекламная! Кто раздевался, тому бесплатно жрачку давали. Народу было-о-о! — Нюрка-Снегурка, притвора такая, закатила глаза: — …невпротык! Правильно Папуасыч сказал: стадо — оно и есть стадо! За бесплатную халяву готовы друг дружку это самое хоть при всех даже людях!..

— Все понял, — вздохнул мужик. — Ну, если надо… — и решительно поддел пальцами резинку на своих красноармейских.

— Я те сниму! — так же быстро пообещал ему опять моментально раскрасневшийся Щурик и быстро вытащил из-за пояса «символ победившей демократии». — Во, дубинкой! Я те так сниму! Отскочут вместе с твоими вонючими помидорами!