Сухбат Афлатуни - Конкурс красоты

Выдернув изо рта левую ногу, огляделся. Собаки, чавкая по снегу, уходили.

Тело лежало все в той же кожаной куртке, в какую его нарядили перед стражей красавцев. Только кольцо было снято собаками. Но он уже не жалел о нем.

Вот дрогнули, рассыпая капли, еловые ветви, и две странные фигуры бросились к телу и стали его трясти, заглядывать в неподвижные глаза…

Потом одна фигура поднялась, окинула мутным взглядом капающий и тающий городской парк. И сделала странный жест: сложив три пальца правой руки, коснулась ими своего нахмуренного лба, потом одного плеча, потом другого…

А второй сказал: «Бисмилло рахмони рахим…» — тоже что-то непонятное. И добавил: «Так я и не успел его отблагодарить за то, что он двух моих братьев приказал помиловать, от смерти спас, от позора! Ничего, мои за него отомстят! Сегодня же отомстят!»

«Не нужно этого», — сказал первый.

«Я сам знаю, что нам нужно! Пока вы там у себя будете в воде сидеть и молиться…» — сверкнул глазами второй. Потом, спокойнее и тише, спросил: «Ну что, к себе его возьмете?»

Первый кивнул.

«Что ж, правильно, — согласился второй. — Давай, помогу донести до озера…»

Они взяли тело и понесли куда-то. А он, проводив их долгим взглядом, шагнул в траву, которая прямо на глазах била зелеными фонтанами из-под снега.

Старлаб шел по лугу; трава обтекала его, брызгая в лицо и в грудь насекомыми. Над головой в замедленном брачном полете кружили два облака.

Старлаб шел, отгоняя жуков и цикад.

«А все-таки любовь — единственный выход». И вытянул руку, чтобы потрогать ветер. Ветер оказался плотным и шершавым, как сама трава. Если сощуриться, можно было увидеть тело ветра, удлиненное с севера на запад. Внутри этого тела тоже шла жизнь, и эта жизнь была похожа на беличье колесо, вращающее само себя.

Отодвинув ветви, Старлаб заметил в конце аллеи что-то белое и светящееся.

И, улыбнувшись, деловито зашагал туда.

…и, в целом, под контролем, — говорил НС, подвигая тарелку с пирожными.

День прошел напряженно, но без ожидавшихся потрясений.

Несколько хулиганских нападений на отдел выдачи «удостоверений человека». Несколько незаконных попыток вселиться в академическое общежитие. Попытка поджога Центра диффузии, закончившаяся самосожжением самого поджигателя — благодаря своевременным мерам администрации. Несколько погромов в магазинах. Пара невыходов на Первую стражу среди персонала медуз; еще несколько — среди собак… Что еще?

— Да вроде ничего, — пальцы НСа с пирожным зависли возле рапортующего рта. — Большая часть животных продемонстрировала сознательность. Черви ползали, рыбы плавали. Птицы летали. Я имею в виду большинство. Так что мы напрасно боялись: этот день только сплотил жителей Центра мира, только лишний раз продемонстрировал неизменность и правильность его устройства!

Договорив, НС отправил, наконец, пирожное в рот. Они сидели на диване в Доме-музее и пили чай.

— Да, я уже доложил наверх, — небрежно бросил Ученый секретарь. — Там нас полностью поддержали. — И замолчал, как человек, знающий цену своему вранью и не собирающийся растрачивать его больше, чем необходимо.

Тем более что и НС отлично знал, что эти «верхи» состоят из нескольких благоухающих маразмом членкоров — когда-то любовников Академика, а теперь пишущих бесконечные мемуары, жалобы и учебники по философии… Еще пара энергичных завлабов, занимающихся импортом мандаринов. Еще несколько мужчин с испуганными глазами. Их функция в Академии вообще была самой простой — все время чего-то бояться и бормотать, быстро перебирая бумаги.

— Насколько она снова доказала свою гениальность! — Ученый секретарь торжественно посмотрел на фотографию Академика, висевшую над диваном.

Сняв ее, подышал на стекло, достал носовой платок и стал нежно протирать.

— Ведь она предвидела и это, — говорил Секретарь, работая платком. — Она понимала, что лучший способ сохранять стабильность — это один раз устроить что-то вроде дня непослушания. Объявить всех людьми, устроить свободные выборы или еще какую-нибудь глупость. Я бы даже предложил организовывать такой день раз в году.

— Лучше раз в три года, — быстро вставил НС, вспомнив сегодняшний поджог Центра диффузии и запах горелого мяса. — Или даже в пять лет.

— Но как она все предвидела! — Ученый секретарь повертел портрет и, оставшись довольным, повесил на место. — Она подробно описала для своей куклы именно такого жениха, который смог все это… сегодня… Я это понял, когда он раскурочил куклу — сразу вспомнил, как покойная сама несколько раз пыталась сделать то же самое… Мы не давали. Все-таки кукла — один из столпов нашего государства. Теперь ее, конечно, в ремонт — опять расходы. Где, кстати, этот Старлаб?